лучше быть охотником, чем дичью.
Киммериец настороженно крался в темноте, описывая широкое кольцо вокруг своего лежбища. Этот круг должен был привести его к широкой протоке. Конан двигался бесшумно, подобно дикому коту. Все его чувства были напряжены. Он как будто щупал ночь. Одна рука лежала на рукояти меча, в другой было копье, на поясе висел кинжал, за плечами еще два копья. Даже леопард, который мог бы красться сейчас наверху; по ветвям, вряд ли счел бы киммерийца за легкую добычу.
Конан описал уже половину круга. Пока что он не обнаружил ничего необычного. Он уже начал думать, что странный гром ему послышался. То ли это был сон, то ли джунгли что-то навеяли, увлекая его на безумную ночную прогулку.
Однако он продолжал двигаться вперед. По крайней мере, раз уж он выбрался ночью на тропу, не мешало бы проверить сети. Не нужно было бы тогда тащиться утром. Кроме того, Конану было известно, что джунгли Черных Королевств скрывают в себе много такого, о чем он не имеет даже представления. В конце концов, слишком много времени прошло с тех времен, когда Конан был в Заморе юным воришкой, скорее мальчиком, нежели мужем, ловкостью лишь немного превосходящим вола и столь невежественным, что даже не ведал о собственном невежестве.
Сперва Конан решил было, что гром над головой исходил от одной из огромных кошек, что ищет партнера или охотится. Возможно, она разъярилась оттого, что ее побеспокоили, когда она насыщалась. Гром — или рык — повторился. На этот раз он прозвучал на таких низких тонах, что у Конана не осталось сомнений: такой звук могло издать существо, которое намного больше любой гигантской кошки. Да что там кошки — любого существа, населяющего эти джунгли.
Гиппопотамы или слоны размером куда больше кошек. Впрочем, как и крокодилы. Но они не рычат. Теперь Конан двигался бесшумной пружинящей походкой, обнажив двуручный меч, который покачивался в его испещренной шрамами руке.
В последний момент Конан свернул со своей обычной тропы, по которой ходил к ручью, и теперь крался по подлеску, к месту, откуда, как Конан уже знал, он может наблюдать, оставаясь невидимым — во всяком случае, для обычного существа. (Тут Конану вспомнился один-единственный раскат грома и хрип умирающего вендийца о Воротах Зла.) То, что предстало глазам варвара, и в самом деле было обычным животным. Более того, Конану приходилось видеть его и прежде. Однако киммериец не мог представить себе причин, заставивших это животное появиться здесь.
Перед глазами Конана был один из огромных снежных медведей с далекого севера, что жили не только за пределами Киммерии, но и за пределами земель асиров и ваниров. Самые отважные и сильные из северян, люди, способные драться целый день, а потом пьянствовать ночь напролет, в присутствии белого медведя притихали и вели себя боязливо, как робчайшие из газелей. Снежный медведь в два раза превосходил в высоту любого здоровенного мужика, а тяжелее был, наверное, раз в пять. Стремительный, как горностай, свирепый, как дракон. Зубы у него длиной в палец. Когти на четырех плоских лапах подобны кинжалам.
Можно было быть уверенным в том, что никто в Черных Королевствах не видел ничего подобного. Да и в ближайших землях на полгода пути в любую сторону не нашлось бы ни одного человека, который мог бы с чистой совестью похвастаться, что видел когда-либо эту зверюгу. Да и снега-то здесь нигде поблизости на полгода пути не найдется, ибо нет достаточно высоких гор.
При взгляде на медведя не скажешь, что животное перенесло долгое путешествие. Густой белый мех на боках не свалялся и клочьями не висит. Брюхо весьма упитанное. Во взгляде свирепых черных глазок не читалось усталости или измученности. И взор белого медведя какой-то особенный. Конану приходилось видеть змей, в глазах у которых больше тепла, чем у снежного медведя.
Из того, что Конан знал о белых медведях (в основном по рассказам северян), ему было известно, что они большие любители рыбы. Так что Конана не удивило, когда медведь плюхнулся в поток, сунул в воду лапу и вытащил сети с рыбой. Ловушка полетела на берег. Внутри сети трепыхалась рыба.
Сверху опустилась, подобно молоту, тяжелая медвежья лапа. Крепко сделанное сооружение разлетелось в мгновение ока. Рыба полетела во все стороны. Одна рыбина взлетела выше остальных. Зверь рыкнул, открыл пасть и поймал рыбу на лету с изяществом аргосской собаки, играющей с мячом.
В этот момент медведь очень удачно открыл брюхо для смертоносного удара. Для копья было далековато, и Конан разок вздохнул, жалея, что у него нет лука.
Брошенное могучей рукой киммерийца, копье вылетело со скоростью стрелы, пущенной из тяжелого боссонского лука. Слегка левее или правее — и борьба закончится, не начавшись. Белый медведь — не тот парень, с которым можно шутки шутить.
Бросок оказался неудачным. То ли Конана подвела рука, то ли ветер помешал. Копье отклонилось в сторону. Оно пронзило мех и шкуру, но скользнуло по ребру, не причинив зверю ощутимого вреда.
Медведь снова заревел. Один взмах здоровенной лапы вырвал копье из груди. Сила удара была такова, что отлетевшее копье вонзилось на глубину пальца в ближайший ствол.
Затем животное бросилось на киммерийца. Бросок был столь неотвратимым и стремительным, что Конан отпрянул. Ни разу еще он не встречал такого сильного противника среди животных.
Конан метнул второе копье. В момент броска он возблагодарил Крома за то, что догадался захватить с собой три копья. Зверюга уклонился в тот самый момент, когда оружие сорвалось с крепкой ладони киммерийца, так что заостренный наконечник только вздыбил медведю мех и царапнул шкуру на боку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90