На мгновение он пришел в совершенное замешательство. Походило на то, что он вроде бы собирался кое-что сказать, но решил этого не делать. Его лицо стало темным как грозовое облако. Было невозможно ошибиться в самой сути этой ситуации.
Я повернулся к Лу, издав, как я предполагаю, довольно противный смешок.
— Репутация нашего друга, — заметил я, — похоже, достигла мистера Фекклза.
— Ну, — вымолвил Фекклз, взяв себя в руки с подчеркнутым усилием. — Я взял за правило ничего не говорить дурного о людях, но в реальной действительности, это уже чересчур. Вы, наверное, все об этом знаете, и, не принося никому вреда, будет уместно сказать, что этот человек — неописуемый негодяй.
Вся моя ревность и ненависть вырвалась из подсознания. Я чувствовал, что если бы здесь был Лам, то я бы застрелил его как бродячую собаку. Мой старый однокашник деликатно уклонился от неприятной темы.
— Вы не дали мне закончить, — пожаловался он. — Я собирался сказать, что у меня нет особенных талантов в финансах и такого рода вещах в обычном смысле этого слова, но у меня есть интуиция, которая меня никогда не подводила — как демон Сократа, — вы помните, а?
Я кивнул. У меня осталось некоторое слабое воспоминание о Платоне.
— Ну вот, — сказал Фекклз, постукивая сигарой, с манерой Почтенного Мастера, призывающего Ложу к порядку. — Я сказал себе, когда встретил вас прошлым вечером, что лучше родиться счастливым, чем богатым, и вот предо мной человек, который родился счастливым.
Вот это совершенно правильно. Я никогда не был способен сделать что-либо, исходя из моих собственных способностей. И после всего, с чем я столкнулся, на меня обрушились подарки судьбы.
— Ты ухватил фортуну за вихор, Пен, — заявил он с воодушевлением. — Каждый раз, когда ты будешь оказываться не у дел, я буду давать тебе десять тысяч в год как талисману, приносящему счастье.
Лу и я пребывали в крайнем восхищении. У нас едва хватило терпения выслушать детали плана нашего друга. Цифры были убедительны; но эффект от них просто ослеплял нас. Мы никогда и не мечтали о богатстве такого уровня. В первый раз в моей жизни меня охватило прозрение относительно власти, которую дарует богатство, и сообразно тому, в тот же самый миг, я осознал насколько велики мои настоящие амбиции.
Этот человек, конечно, был прав, и высказался достаточно ясно относительно моей удачи. А она во время войны была изумительной. Затем было наследство, и Лу в довершение всего этого; и вот здесь я встретил старину Фекклза благодаря абсолютной случайности, и тут же появилась возможность этой великолепной инвестиции. И самое настоящее дело — он излагал его четко, давая понять, что это была, строго говоря, не пустая болтовня — и оно прямо-таки просилось мне в руки.
Мы были настолько вне себя от радости, что едва могли уловить практические детали. Требуемое вложение составляло четыре тысячи девятьсот пятьдесят фунтов.
Трудностей в получении такого пустяка, разумеется, не было, но, как я сказал Фекклзу, это будет означать продажу какого-нибудь скотского запаса ценных бумаг или еще чего-то в этом роде, на что может уйти два или три дня. Времени было в обрез; опция могла стать недействительной и уплыть в другие руки, если ее не выкупить в течение недели, а сейчас была уже Среда.
Тем не менее, Фекклз помог набросать Вольфу записку, объясняющую срочность дела, и он должен был появиться у нас в субботу в девять часов со всеми бумагами.
Между тем, само собой, он не бросит меня, но в тоже время он не может рисковать, теряя самый удачный ход за всю свою жизнь. В случае, если бы возникли какие-то помехи, он должен знать, что за шаги можно предпринять и отдавать себе отчет, сможет ли он поднять пять тысяч со своей стороны. Однако, он позволит в любом случае сделать меня совладельцем части его ценных бумаг. Фекклз хотел моего участия в этой сделке, если бы речь шла только о соверене, просто из-за моей удачи.
Итак, он покинул нас в великой спешке. Лу и я взяли такси и провели день в Булонском Лесу. Нам казалось, будто кокаин овладел нами с новой силой, или же это была добавка героина.
Мы жили с той же умопомрачительной скоростью, как и в ту первую ночь. Интенсивность переживаемого была даже более экстраординарной; но нас не уносило ею прочь.
При этом ощущении каждый час длится частицу секунды, но каждая секунда длится целую жизнь. Мы были способны принять ежеминутные детали жизни во всей их полноте.
Попытаюсь объяснить это тщательнее.
«Вильям Завоеватель, 1066 г., Вильям Руфус, 1087».
Этим выражением можно в одной строчке обозначить весь период царствования Герцога Нормандии. В тоже время, историк, специально изучавший этот период английской истории, способен написать десять томов, и может, в какой-то степени, сделать одновременно оба аспекта знания одинаково значимыми для своего сознания.
Мы были в сходном положении. Мгновения сменяли одно другое, как вспышки бесчисленных молний, но каждая вспышка озаряла совершенно иной пейзаж, в котором мы успевали рассмотреть каждую деталь. Мы словно бы овладели абсолютно новой ментальной способностью, божественной по отношению к нормальному течению мысли. Точно также сравнивать все-понимающий мозг великого человека науки с мозгом дикаря, когда они оба посмотрят через одинаковые оптические инструменты на одного и того же черного таракана.
Невозможно поделиться этим с тем, кто не испытывал всеподавляющего восторга подобного состояния.
Другая замечательная и необычная черта этой ситуации заключалась в том, что мы, судя по всему, были наделены тем, что я должен назвать даром телепатии, или как бы это лучше выразиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118