На утреннем совещании у всех было приподнятое настроение. Джонсон шутливо предостерег Лейзера, чтобы тот случайно не сфотографировал здание городской полиции. Лейзер долго смеялся, и даже Холдейн позволил себе слабую улыбку. Был конец семестра, студенты разъезжались по домам.Занятие прошло успешно. Джонсон был в хорошем настроении, Эйвери – в восторге, Лейзер – просто счастлив. В двух переданных оцифровках ни единой ошибки, сказал Джонсон, работа безупречная. В восемь часов, надев парадные костюмы, все спустились ужинать. Ужин подавался по особому меню. Холдейн поставил на стол свои последние бутылки бургундского, произносились тосты, говорили о том, чтобы раз в году собираться вместе. Лейзер в темно-синем костюме и галстуке из муарового шелка был очень элегантен.Джонсон напился и стал требовать, чтобы притащили вниз рацию Лейзера, провозгласил за нее несколько тостов, называя ее «миссис Хартбек». Эйвери с Лейзером сидели рядом; холодок, возникший между ними на прошлой неделе, исчез.На другой день, в субботу, Эйвери и Холдейн уехали в Лондон. Лейзер должен был оставаться с Джонсоном в Оксфорде до понедельника, когда вся группа выезжала в Германию. В воскресенье за чемоданом должен был заехать фургончик ВВС. Чемодан и базовое оборудование Джонсона предполагалось доставить Гортону в Гамбург отдельно, а оттуда – в сельский дом в окрестностях Любека, который станет исходной точкой операции «Мотыль». Перед отъездом Эйвери окинул дом последним взглядом, отчасти по сентиментальности натуры, отчасти из-за того, что в договоре о найме дома стояла его подпись и он отвечал за сохранность имущества.Холдейна в дороге преследовало тревожное чувство. Ему казалось, что Лейзер в последний момент может чего-нибудь выкинуть. Глава 15 Вечером того же дня он сидел у постели Сары. Мать перевезла ее в Лондон.– Только скажешь слово, – говорил он, – и я примчусь к тебе, где бы ты ни была.– Это когда я буду при смерти. – Поразмыслив, она добавила:– Я сделаю для тебя то же самое, Джон. А теперь все-таки ответь на мой вопрос.– В понедельник. Поедут несколько человек.Они напоминали школьников, игравших «в ассоциации».– В какую часть Германии?– Просто в Германию, в Западную Германию. На конференцию.– И опять будут трупы?– О Господи, Сара, по своей воле я бы не стал ничего от тебя скрывать.– Нет, Джон, – бесхитростно сказала она. – Мне кажется, что, если бы у тебя не было секретов на работе, ты бы так ее не любил. Твои тайны – это ширма, за которой ты прячешься от меня.– Я только могу сказать, что это – серьезное дело… большая операция. С участием агентов. Я их готовил.– Кто возглавляет вашу операцию?– Холдейн.– Уж не тот ли, который тебе все рассказал про свою жену? По-моему, он омерзителен.– Да нет. Того зовут Вудфорд. А это – Холдейн. Он такой, со странностями. Педант. Очень хорошо знает свое дело.– У вас все хорошо знают свое дело. И Вудфорд тоже отличный специалист.В комнату вошла ее мать и поставила чай.– Когда тебе можно будет подняться? – спросил он.– Вероятно, в понедельник. Как скажет доктор.– Ей нужен покой, – сказала ее мать и вышла.– Занимайся своим делом, если ты в него веришь, – сказала Сара. – Но не надо… – Ее голос прервался, и она стала похожа на маленькую девочку.– Ты ревнуешь меня. Ты ревнуешь меня к работе, к секретности. Ты хочешь, чтобы я потерял веру в мою работу!– Пожалуйста, верь в нее, если можешь.Некоторое время они не глядели друг на друга.– Если бы не Энтони, я ушла бы от тебя, – объявила наконец Сара.– Ради чего? – спросил Эйвери с тоской, но тут же нашел выход. – Ты напрасно беспокоишься из-за Энтони.– Ты почти со мной не говоришь и с Энтони тоже. Он совсем тебя не видит.– А о чем нам говорить?– О Господи.– О работе, как ты понимаешь, я говорить не могу. И так я рассказываю тебе больше, чем можно. Поэтому ты все время и смеешься над Департаментом. Тебе непонятно, чем мы там занимаемся, и понять ты не хочешь; тебе не нравится секретность, но ты презираешь меня, когда в нарушение правил я что-то тебе рассказываю.– Я уже это слышала.– С меня хватит, – сказал Эйвери. – Больше не услышишь.– Может, на этот раз ты не забудешь привезти Энтони подарок.– Но я ведь купил ему молочный фургончик.Они опять помолчали.– Тебе надо познакомиться с Леклерком, – сказал Эйвери. – Я думаю, тебе надо поговорить с ним. Он уже несколько раз предлагал. Пообедать нам вместе… Может, он убедит тебя.– В чем?Ей попалась на глаза нитка, торчавшая из шва ночной рубашки. Она со вздохом открыла тумбочку, вынула маникюрные ножницы и обрезала ее.– Надо было затянуть эту нитку, – сказал Эйвери. – Так ты только испортишь свою рубашку.– Расскажи мне про ваших агентов, – попросила она. – Почему они берутся за это дело?– Отчасти из патриотизма. Отчасти из-за денег.– Ты хочешь сказать, вы их подкупаете?– Не говори ерунду!– Они англичане?– Есть один англичанин. Сара, больше на спрашивай. Я не имею права рассказывать. – Он наклонился к ней поближе. – Дорогая, не спрашивай меня ни о чем. – Он погладил ее руку – она не противилась.– И все они мужчины?– Да.Вдруг она стала говорить – это был нервный срыв – без слез, невнятно, но торопливо и с чувством, как если бы после всех речей требовалось наконец сделать выбор:– Джон, я хочу знать, я должна узнать, скажи сейчас, до отъезда. В Англии не принято задавать такие вопросы, но с тех пор, как ты взялся за это ремесло, ты постоянно твердишь, что люди не имеют значения; что ни я, ни Энтони, ни ваши агенты – никто не имеет значения. Ты говоришь, что нашел свое призвание. Какое это призвание? На этот вопрос ты не хочешь отвечать, поэтому и прячешься от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83