– За исключением финансовых. Знаете, подготовьте записку о ваших расходах.– Отлично. Набросаю в общих чертах.Снова пауза.– Едва ли это самая большая сумма по сравнению с риском, – сказал себе в утешение замминистра.– С потенциальным риском. Мы хотим внести ясность. Я не делаю вид, что убежден. Просто подозрение, очень серьезное подозрение. – Он добавил – не смог сдержаться:– Цирк бы запросил вдвое больше. Им слишком легко дают деньги.– Тридцать тысяч фунтов, значит, и наше покровительство?– И человек. Но я должен найти его сам.Короткий смешок. Замминистра резко сказал:– Кое-какие детали Министр знать не захочет. Вам понятно?– Конечно. По-моему, в основном говорить будете вы.– А мне кажется, Министр. Вам удалось его сильно встревожить.Леклерк заметил с ехидной почтительностью:– Мы не должны так поступать с нашим руководителем, с нашим общим руководителем.У замминистра было такое выражение лица, будто он не чувствовал, что над ним есть еще начальство. Они встали.– Кстати, – сказал Леклерк, – о пенсии миссис Тэйлор. Я написал ходатайство в Министерство финансов. Там считают, что нужна подпись Министра.– Боже мой, почему?– Вопрос в том, был ли он убит при исполнении.Замминистра оцепенел.– Какая бесцеремонность! Вы просите Министра подтвердить, что Тэйлор был убит.– Я прошу о пенсии для вдовы, – с достоинством возразил Леклерк.– Он был одним из моих лучших людей.– Разумеется. Они все лучшие.Министр не поднял глаз, когда они вошли.* * *А инспектор полиции поднялся со стула – маленький, толстый, с выбритой шеей. Он был одет в штатское. Эйвери предположил, что он детектив. Он пожал им руки с видом профессионального соболезнования, усадил их в современные стулья с тиковыми подлокотниками и предложил сигареты в жестяной коробке. Они отказались, тогда он закурил одну сам, и дальше она играла роль как бы удлинителя его коротких пальцев, когда он жестикулировал, и служила инструментом для рисования, когда в наполненном дымом воздухе он принимался очерчивать предметы, о которых говорил. Он то и дело отдавал должное печали Эйвери, погружая подбородок внутрь воротника и бросая интимно-сочувственный взгляд из-под нахмуренных бровей. Вначале он рассказал обстоятельства происшествия, с утомительными подробностями расхваливая усилия полицейских в поисках машины, часто упоминал личную озабоченность начальника полиции, известного англомана, и выразил убеждение, что преступник будет найден и наказан по всей строгости финского закона. Некоторое время он говорил о своей любви к англичанам, восхищался королевой и сэром Уинстоном Черчиллем, рассуждал о преимуществах финского нейтралитета и наконец перешел к разговору о покойнике.Вскрытие, с гордостью говорил он, завершено, и мистер прокурор (его собственные слова) объявил, что обстоятельства смерти мистера Малаби не дают повода для подозрений, несмотря на значительное присутствие в крови алкоголя. Бармен в аэропорту говорил о пяти порциях Штайнхегера. Он повернулся к Сазерлэнду.– Он хочет видеть брата? – спросил он, явно предполагая особый такт в обращении в третьем лице.Сазерлэнд смутился.– Это как мистер Эйвери, – сказал он, как если бы дело было вне его компетенции. Оба посмотрели на Эйвери.– Пожалуй, нет, – сказал Эйвери.– Есть у нас одно затруднение. С установлением личности. – сказал Пеерсен.– С установлением личности? – повторил Эйвери. – Моего брата?– Вы видели его паспорт, – вставил Сазерлэнд, – до того как послали мне. В чем затруднение?Полицейский кивнул:– Да, да.Он открыл ящик и вынул несколько писем, бумажник, и какие-то фотографии.– Его звали Малаби, – сказал он. По-английски он говорил бегло, с тяжелым американским выговором, который хорошо сочетался с сигарой. – У него был паспорт на имя Малаби. Паспорт в порядке, верно?Пеерсен взглянул на Сазерлэнда. На секунду Эйвери показалось, что озабоченное лицо Сазерлэнда выражайте искреннее сомнение.– Конечно.Пеерсен начал раскладывать письма – одни в стопку перед собой, другие обратно в ящик. То и дело, добавляя в пачку письмо, он бормотал: «Так, так» или «Да, да». Эйвери чувствовал, что вспотел, что у него стали влажные ладони.– Значит, вашего брата звали Малаби? – опять спросил он, закончив перекладывать письма.Эйвери кивнул.– Разумеется.Пеерсен улыбнулся.– Не разумеется, – сказал он, направив на него свою сигару и дружелюбно кивнув, как если бы предлагал какой-то вопрос на обсуждение. – Все личные вещи, письма, одежда, водительские права – все принадлежит мистеру Тэйлору. Вы знаете что-нибудь о Тэйлоре?У Эйвери в голове появилась ужасная тяжесть. Конверт, что делать с конвертом? Пойти в уборную, уничтожить, пока не поздно? Но могут остаться следы: конверт был плотный и блестящий. Даже если его разорвать, на поверхности будут плавать кусочки. Он чувствовал, что на него смотрят Пеерсен и Сазерлэнд, ожидая, когда он заговорит, он не мог думать ни о чем, кроме конверта, который оттягивал его внутренний карман.Ему удалось произнести:– Нет, не знаю. У нас с братом… – сводным или единоутробным? – …У нас с братом мало было общего. Он был старше. И росли мы, в общем, не вместе. Он работал в самых разных местах, во многих местах, он никогда не мог на чем-нибудь остановиться. Может быть, этот Тэйлор был его другом… который… – Эйвери пожал плечами, мужественно пытаясь дать понять, что Малаби для него тоже был немного загадкой.– Сколько вам лет? – спросил Пеерсен. Уважение к горю Эйвери начинало таять.– Тридцать два.– А Малаби? – быстро спросил он как бы между прочим. – На сколько он лет вас старше?Сазерлэнд и Пеерсен видели его паспорт в знали возраст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83