Он хотел было ответить, но потом передумал, нахмурился и покачал головой:— Нет, не стал бы. Но мы не можем позволить, чтобы Стоддарда так просто посадили, за решетку, разве нет?— Можем, если только не придумаем что-нибудь.— Надо найти настоящего преступника. Это самое главное.— И самое сложное, — заметил я. — Но может быть, преступник на этом не остановится, тогда у нас будет доказательство невиновности Стоддарда и мы сможем поговорить с Йонкером.— А что, если он остановится? Что, если последние события его напугали?— Вам и доктору Камерону разрешат поговорить со Стоддардом, если вы будете достаточно настойчивы. Попытайтесь заставить его отказаться от признания.— Может, показать Йонкеру записку, которую вы получили? Стоддард ничего не знает ни о ней, ни о ее содержании. Мы могли бы это доказать.Я покачал головой:— Этого нельзя делать по двум причинам. Во-первых, как только мы отдадим записку Йонкеру, он поймет, что мы знали о том, что несчастные случаи подстраиваются. Это не снимает подозрения со Стоддарда и подставляет нас с вами.— Почему это не снимает подозрения со Стоддарда?— Мы лишь предполагаем, что записка написана преступником, но не можем этого доказать. Мы не сможем доказать это ни Йонкеру, ни суду присяжных, ни кому бы то ни было. Йонкер не отдаст Стоддарда без борьбы. А записку он просто отфутболит.— Нам надо найти настоящего преступника, — сказал Фредерике. — Проще простого.— Хотел бы я, чтобы это было так. Глава 20 День незаметно угасал. Заняться было нечем. Мы бесцельно бродили по коридорам “Мидуэя”. Мы должны были бы ощущать потребность в действии, но вели себя так, словно нас накачали наркотиками. Вялые и безвольные, мы были даже не способны расстраиваться из-за собственной апатии.За Дорис Брейди приехала “скорая помощь”, и ее вынесли на носилках. Постояльцы, которые еще днем стремились держаться вместе, теперь так же сильно желали одиночества. Многие из них уединились в своих комнатах.Ближе к вечеру в кабинете доктора Камерона снова встретились Фредерике, Боб Гейл, доктор Камерон и я. Мы обменялись информацией, которая нам была известна. Никто не мог предложить ничего стоящего и сказать, что делать дальше. Доктор Камерон позвонил в главное полицейское управление, чтобы выяснить, когда будет можно навестить Стоддарда. Оказалось, через день-два, не раньше. Стоддард звонил жене, которая должна была приехать в Кендрик с адвокатом семьи, и после их приезда к Стоддарду начнут пускать посетителей. Капитан Йонкер по собственному желанию рассказал о том, что обыск местных баров не дал результатов. Николае Файк не был обнаружен, но похожего на него мужчину видели на автовокзале “Грейхаунд”. Никто не знал, в какой автобус он сел и сел ли вообще.Получив это известие, мы стали без всякой пользы обсуждать, возможно ли, чтобы Николае Файк оказался преступником. Никто из нас не верил в это. В его прошлом не прослеживалось никакого намека на антиобщественное поведение, и, как заметил Фредерике, еще маловероятнее было то, чтобы Файк принялся расставлять ловушку, не успокоив предварительно нервы алкоголем.А как насчет Дорис Брейди? Некоторое время мы со всех сторон рассматривали эту возможность, пытаясь в нее поверить. Мы предположили, что злоумышленником была Дорис и что она впала в шоковое состояние из-за того, что человек, угодивший в ее ловушку, погиб, а не просто пострадал. Мы попробовали доказать виновность Дорис, исходя из ее желания причинить другим на физическом уровне такой же вред, какой ей причинили на психическом: неожиданно выдернуть опору из-под ног, подобно тому, как ее лишили всех моральных ценностей и установок. Мы выдумали аргументацию, не слишком убедительную и не слишком нелепую, и в конце концов пришли к выводу, что такое возможно, но мало похоже на правду. И как сказал Боб Гейл, доказать это было бы весьма трудно, поскольку Дорис было невозможно расспросить.Кто еще? О'Хару и Мерривейла, остужавших свои горячие головы в местной тюрьме, по-прежнему приходилось считать подозреваемыми. Любой из них, поддавшись панике из-за чувства вины, мог затеять драку в столовой. Правда, драка могла подразумевать только панику, а вовсе не обязательно и вину.Таким образом, в списке подозреваемых оставались шесть человек, которые сейчас находились в “Мидуэе”. Единственным мужчиной был Джерри Кантер, а пятеро женщин — это Дебби Латтимор, Этель Холл, Хелен Дорси, Рут Эйренгарт и Айви Поллетт. Лично я не мог поверить в то, что это Дебби, и почти не мог — что это Рут Эйренгарт. Этель Холл, библиотекаря-лесбиянку, я тоже считал невиновной почти со стопроцентной гарантией. Хелен Дорси, спятившая домохозяйка, и Айви Поллетт, жертва заговоров, казались мне более вероятными кандидатами. Оставался Джерри Кантер, который мне не нравился по причинам, не делавшим мне чести, и был слишком уж здоров и весел, чтобы оказаться преступником.Что опять возвращало нас к тем подозреваемым, которых сейчас не было в доме: О'Харе и Мерривейлу, Дорис Брейди и Николасу Файку.Все это никуда не приводило, а лишь заставляло нас снова и снова перебирать все те же десять имен. Мы могли высказывать мнения и предубеждения, изобретать теории и потенциальные мотивы, но не могли со стопроцентной уверенностью вычеркнуть из списка ни одно из них. И никто из нас не мог придумать ничего конструктивного. Наша встреча закончилась безрезультатно: мы ничего не сделали и не составили никаких планов относительно того, что делать дальше.Мы с Бобом поужинали почти молча и почти в пустой столовой. Только несколько самых стойких постояльцев, такие, как Эдгар Дженнингз, Хелен Дорси и Джордж Бартоломью, сидели за разными столами на большом расстоянии друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55