— У вас и вправду сложилось такое впечатление?
— Да. А что, вы делаете из этого какие-то выводы?
— Упаси меня Бог делать выводы,— засмеялся Пьер Бертрикс.— До этого еще далеко. Мы едва обнаружили несколько отправных точек.
Про себя я решил, что в таком темпе расследование будет длиться года два. В темноте, однако, я угадал улыбку Бертрикса. Похоже, он читал мои мысли.
— Когда-то я был таким же нетерпеливым, как и вы,— сказал он.—Но успокойтесь — я таким и остался. У меня нет привычки затягивать расследоване. Просто я начинаю с начала, вот и все. Дайте мне еще немного времени. Меньше двух недель.
— Чтобы найти Пьера Маргла?
— Да, чтобы закончить дело.
— Вы уже напали на след?
— Нет.
— Но у вас хотя бы есть какие-то догадки? Или, может быть, версия?
— У меня есть две-три простые мысли, вот и все.
Наш разговор прервал невыносимый скрежет поезда, берущего приступом изогнутый склон. Мы еле двигались во все сгущавшейся темноте, часто останавливаясь на затерянных в горах станциях. Заходили крестьяне, одетые в распарованную военную форму, нагруженные ящиками. Мы говорили шепотом, повышая или понижая тон в зависимости от громыхания нашего поезда.
— Я не собираюсь разыгрывать перед вами Шерлока Холмса,— продолжал Бертрикс, когда мы наконец выехали на равнину.— Я буду постепенно разъяснять вам ход моего расследования и, если не объясняю всего уже теперь, то только потому, что мои предположения или, скорее, некоторые мысли о возможных направлениях поиска основываются на очень ограниченной информации. Через четыре или пять дней, а может, и раньше, я сообщу вам обо всех своих находках, и дальше мы будем действовать вместе — вот увидите, как это просто.
— Послушайте,— сказал я,— я глубоко тронут вашим дружеским отношением, чистосердечностью... Это так... любезно с вашей стороны. Но, поверьте, я ни в коей мере не чувствую себя подготовленным для того, чтобы действовать вместе с вами, как вы только что сказали. Вы позволяете мне сопровождать вас в вашем расследовании — это уже прекрасно. А помощь, которую я могу оказать вам, очень незначительна, чтобы не сказать ничтожна.
— Она намного значительнее, чем вы себе представляете. Наконец в поезде появился свет, наверное потому, что мы уже прибывали. Пьер Бертрикс повернулся ко мне:
— Я задам вам один вопрос. Подумайте, прежде чем ответить, и либо не отвечайте совсем, либо скажите: «Не знаю», ибо, в конце концов, есть много вещей, которые мы совершаем, сами не зная зачем. Так вот: почему вы пришли ко мне?
Свет электрической лампы был слишком ярким. Поезд дважды победно загудел.
— Честное слово,— вымолвил наконец я,— для этого было много причин, но мне трудно определить, какая была самой весомой...
— Конечно.
— Я должен признаться, что эта история по-настоящему захватила меня и пробудившееся любопытство не давало больше покоя. Мне хотелось узнать, что будет дальше, как в детективных романах...
— Понимаю.
— И когда комиссар Кретея сообщил, что за это дело взялись вы, он рассказал о вас в таких выражениях, что мне захотелось как можно скорее познакомиться с вами...
— Это прекрасный человек и, конечно, он был ко мне слишком снисходителен. Но, кажется, мы уже приехали.
Впритирку к платформе, поезд вползал на вокзал Бастид-Сен-Лоран. Через полчаса экспресс уносил нас в Париж.
Представьте себе, что вас втянули в какую-то темную, подозрительную, опасную историю, которая вам совершенно ни к чему, и более того, вы сами себя затащили в еще большие дебри, говоря неправду, или точнее, умалчивая часть правды перед человеком, который должен распутать это дело. Как выйти из подобного положения? Конечно же, пойти к следователю и сказать ему: «Послушайте. Я забыл сообщить вам нечто важное». И дальше ни в коем случае не вмешиваться в это дело, пока вас не пригласят. Именно так бы вы и поступили. Но — нет! Человек — странное существо! Безусловно, в нашем случае нужно учитывать чертовскую привлекательность Лидии для мужчины моего возраста, да к тому же свободного от всякой сентиментальной связи. И все же это не единственная причина. Какая-то непреодолимая сила толкает вас пройти весь путь до конца, как только позади осталась табличка с надписью: «Опасно». Опасно для моего покоя, опасно для моего счастья, а может, и для моей свободы. Даже вопреки внутреннему предостережению: «Опасно для жизни», я ответил бы «да» с неменьшим пылом, чем тогда, когда Лидия спросила меня шепотом, чтобы не услышал отец:
— Вы действительно на этом настаиваете?
Я вернулся из Бастид-Сен-Лоран утром и, конечно, не мог сразу же не заглянуть в «Пти-Лидо». Мне было совершенно необходимо снова увидеть Лидию, полюбоваться расцветшей среди зимы жизнью, ясным лицом, чудесными волосами, волнующими, упрямо молчащими глазами, в которых иногда пробегала тень отчаяния. Я цеплялся за любую возможность, чтобы подольше поторчать в кабачке, меня больше не волновали всякие мелкие условности, пускай даже это вызовет недоумение дядюшки Сонье. Лидия входила, Лидия выходила. Лидия проходила мимо. Так часто, как только я мог говорить с ней, чтобы нас
никто не слышал, я обращался к ней, я расспрашивал ее, я умолял. Почему она молчит? В чем я виноват? Почему она не хочет ничего объяснить? Я хотел поговорить с ней наедине четверть часа, десять минут, хотя бы пять... Если бы я подчинился приказу ее глаз, мне пришлось бы замолчать и убраться вон после первого же вопроса. Но отныне многое изменилось. Раньше я вел себя сдержанно, почти смущался перед Лидией. А сейчас чувствовал себя способным на все — во всяком случае на то, чтобы не уходить, не дождавшись ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61