Тот, кто встал, помахал рукой — мол, понял, — и лодка взяла курс на остров.
— Кто это? — спросила Алена, глядя на черноносую лодку.
— Моя команда… — улыбнулся Сорока. — Вася Остроумов, Егор Лопатин… Одного ты знаешь — Федя Гриб!
— Твой лютый враг?
— Он перевоспитался, — улыбнулся Сорока.
— Ой, посмотри: что это такое? — показала на остров Алена. — Можно подумать, что республика возродилась!
Над соснами разноцветным роем взвились шары с привязанными к ним человечками, рыбами и еще какими-то непонятными знаками.
— Восемь, одиннадцать… тринадцать… Пятнадцать! Как красиво. Откуда их столько?
— Сережа забавляется, — сказал Сорока. — Видно, нашел наш тайник…
— Жалко отсюда уезжать, — вздохнула Алена. — А тебе, Президент?
Он не успел ответить: неподалеку от лодки с негромким всплеском упал лопнувший шар с человечком. Сорока подцепил его веслом, взял в руки и стал разглядывать.
— Мой личный знак, — с задумчивой грустью сказал он. — Стоило ему появиться в небе, я все бросал и мчался на остров.
— И меня бы бросил? — без улыбки спросила Алена. Она черпала пригоршней воду и пропускала ее сквозь пальцы. Сверкающие капли со звоном разбивались о воду.
— Тогда — да, а сейчас — нет! — сказал он.
Еще один синий шарик с рыбкой лопнул в небе и мягко, без всплеска упал в озеро — на этот раз немного дальше.
— Я хочу его взять на память, — сказала Алена.
Сорока молча направил лодку к съежившемуся шарику с картонной рыбкой.

Часть третья
КАКИМ ТЫ БЫЛ…
Глава двадцать третья
Сорока не заметил, как за спиной остановилась комсорг Наташа Ольгина. Некоторое время с интересом наблюдала за его работой, потом стала что-то быстро говорить, но в этот самый момент поднявший от двигателя голову Сорока сделал знак водителю, сидевшему в машине, и тот включил мотор. Наташа вынуждена была замолчать.
Закончив регулировку, Сорока выпрямился, отключил провода приборов и захлопнул крышку капота. «Жигули» рывками стали пятиться со стенда. А в дверь уже заглядывали ожидавшие своей очереди автомобилисты.
— Мы должны с тобой сейчас же засесть за составление доклада — до отчетно-выборного собрания осталось каких-то пять дней. Из райкома комсомола уже три раза звонили… Так что заканчивай все дела — и пошли в красный уголок. Я материалы подготовила.
— Ты даешь! — усмехнулся Сорока. — Я сегодня один. Кто же будет работать?
— А Кузьмин?
— С неделю как в отпуске.
— Я договорюсь с Томиным, и тебя кто-нибудь заменит.
Наташа отступила к верстаку, пропуская на стенд очередную машину. Сорока, встав напротив дверей, показывал, как нужно заезжать. Водитель кивал, старательно вертел руль, но его почему-то все время вело в правую сторону. Когда «Москвич» наконец встал на место, Сорока повернулся к Наташе и коротко бросил:
— После смены.
Девушка всплеснула руками и возмущенно затрещала, но Сорока включил рубильник, и рубчатые металлические барабаны, на которых стояли колеса машины, со скрежетом стали вращаться.
— Тормоз! — крикнул Сорока.
Водитель нажал на педаль, и на светящемся табло прибора заметались зеленые пунктирные всплески.
— С тобой разве договоришься! — обиженно сказала Наташа и стремительно выпорхнула из помещения. Однако через секунду в проеме двери снова показалась ее голова. — У нас незаменимых нет!.. — крикнула она. — Буду ждать в красном уголке…
Не успел он обслужить «Москвич», как его позвали к начальнику производства.
«Чертовка, уже пожаловалась! — с досадой подумал он, вытирая ветошью руки. — Почти неделя до собрания, а она горячку порет…»
Однако Тимур Ильич пригласил его в свой светлый, отделанный деревом кабинет совсем для другого разговора. Он сидел на краешке полированного письменного стола и коротко бросал в телефонную трубку:
— Мы лобовые стекла для «Жигулей» не изготавливаем. Мы получаем их со склада, товарищ… А на складе пусто. Конечно, ждем! Вот так, ясно? Все. Пока.
Невысокого роста, с короткой стрижкой, в черном кожаном пиджаке, Томин выглядел молодо, хотя в светлых волосах и достаточно седины. Был он очень подвижным, минуты не мог посидеть спокойно: то встанет из-за стола и пройдется по просторному кабинету, то с бумагами в руках пристроится у окна, то, вот как сейчас, усядется на край стола. Казалось, он боится своего кресла, будто оно болотная кочка, которая может засосать, не отпустить. Да и в кабинете-то Томин старался поменьше бывать: выскакивал в производственный отдел или бухгалтерию, его можно было увидеть в цехах, на территории, где он давал указания мастерам и бригадирам. В узком длинном коридоре его ловили клиенты и просили подписать какие-то накладные, наряды на запчасти. Он выхватывал шариковую ручку, быстро взглядывал на текст и тут же подписывал.
Вскочив со стола, Томин целеустремленно направился к Сороке, но, не доходя на один шаг, круто свернул и, обогнув длинный, застланный зеленым сукном стол — такие стоят во всех кабинетах, — вновь очутился у негромко задребезжавшего телефона.
— Да? Я слушаю. Здравствуйте. ТО-1? Можно. В порядке очереди. Позвоните в регистратуру, вас запишут. Профессор? У нас одна очередь и для профессоров и для рабочих. Для академиков — тоже. Все. Пока.
Положив трубку, посмотрел на Сороку, неподвижно стоявшего у двери.
— Ты ученых без очереди обслуживаешь? — спросил он.
В другой бы раз Сорока и ответил на шутку начальника, Тимур Ильич ему нравился, но сейчас на стенде стоит машина, а на очереди еще четыре… А он, единственный в смене электрик, торчит в кабинете и слушает стереотипные телефонные разговоры.
— У меня там люди, — суховато сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110