Она выразительно пожала плечами, кивнула на стоящее в углу кресло и протянула пластиковую папку. Зеленую. С красивыми золотыми буквами на двух языках.
Так… Из документов выходит, что они вообще не существуют. Почти. Зарубежная миссия под крылышком детского отделения Фонда Мира. Некоммерческая организация, а значит почти все взятки с них гладки. Есть только устав и задачи. Примерно то же, что и на афишке при входе. Некоторые права и никаких обязанностей. Нет даже банального «по существующим законам государства». В принципе верно, ведь контора с явно религиозным уклоном, а значит на законы государства теоретически ей чихать. Главное, чтоб не практически.
— Нашли что-то интересное? — не смогла сдержать любопытства Марта.
— Нет. Составлено грамотно.
— У нас хорошие юристы. — У вас в Америке вообще все самое лучшее. Так считают очень многие. — неопределенно улыбнулся Владислав Петрович.
— Поэтому мы и здесь. — женщина легко переключилась на благожелательность. — Помочь вам чем можно, поддержать психологически, а порой и материально. Нас тут любят. Хотите посмотреть книгу отзывов?
— Нет, спасибо. Я верю. Владислав Петрович наконец-то понял, что такое «голливудская улыбка в тридцать два зуба». Да, у Марты все зубы были на месте. Ровные, белые, богатые. Но явно искусственные, ввинченные в челюсть по технологии имплантации. Интересно, они все подвергают себя этому, или только те, кто работает за рубежом и у телекамер? — Вас не удивляет, что Алекса убили? — внезапно спросил он.
Женщина несколько смяла улыбку, но мышцы лица настолько привыкли к этому стандартному положению, что полной серьезности достичь было трудно.
— Конечно удивляет. У нас ведь нет врагов.
— Совсем? Оставьте Вы свою книгу! Я говорю совершенно серьезно. Неужели все настолько довольны, что и упомянуть не о чем? Я, например, слышал о случаях, когда дети не желали ходить к вам после первых занятий. Поясните пожалуйста.
У Марты в глазах появился нехороший огонек, настойчиво пробивающийся через служебную маску доброжелательности.
— А Вы знаете что такое русская лень? — тихо спросила она. — Когда дети тупо не хотят воспринимать подаваемые им ценности, считая их скучными и ненужными? Вы видели опустившихся троечников в русских школах, которым наплевать совершенно на все? Какой там английский или рисование! Им бы только впустую перемещаться по улицам и пить мерзкое вино в подвалах.
Почти в точку… Если бы Владислав Петрович не знал Эдикову Аннушку с пеленок, он бы даже поверил. Сник бы глазами и согласился. Но Аня не была ленивой. Даже близко. Яркий, живой тринадцатилетний ребенок. Огонек.
— А других версий нет? — спокойно спросил он. Марта запнулась. Она поняла, что шутки кончились.
— Я знаю, — продолжил следователь. — Что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Теперь поясните мне внятно, что вы даете ВМЕСТЕ со своими занятиями. Мне нужна истинная причина присутствия вашей миссии в моем городе. И не думайте говорить о чистом альтруизме. В организационных документах есть строчка, по которой я, проявив формализм, могу вашу миссию прикрыть. Слушаю.
— Я уже сказала Вам все, как есть. — упрямо сжала губы женщина.
— Ладно… Значит миссия пока прикрывается. Для вашей же безопасности. Будьте любезны предоставить мне списки детей, посещающих группы. Она неохотно отперла ящик стола и протянула новую зеленую папку. Куда толще первой.
— Готовьтесь к прекращению деятельности. — вставая сказал Владислав Петрович. — Сегодня или к понедельнику будет готово официальное постановление. Опечатывать помещения я не буду, поскольку вы, кажется, и проживаете здесь. Но пришлю участкового, чтоб проследил за выполнением моей резолюции. Вам же лучше, если вы пока сошлетесь на технические причины прекращения занятий. Я попрошу участкового быть в гражданской одежде, чтоб не сильно вас подставлять. Марта встала и включила роскошный электрический чайник. Следователь с растущим раздражением смотрел как двигаются ее холенные руки. Подумать только… Я предупредил их о закрытии, а она и бровью не повела! Словно звук пустой… Или ей в полной мере наплевать, что довольно странно, или она просто не воспринимает меня всерьез, как я бы не воспринял угрозы докучливого ребенка. Ему вдруг захотелось попросту ее оскорбить, обидеть, чтоб сбить эту спесь, но он сам испугался такого порыва.
— Да, еще… — словно внезапно вспомнив, спросил он. — Как долго Алекс работал в нашем городе?
— Два года. Он начинал вместе с миссией, нас тогда было трое. — я, Питер Виллис, и Алекс. Потом приехала Кэралайн. — Программа миссии всегда была такой или изменялась по мере развития?
— Да, конечно… Мы начинали гораздо скромнее. Из предметов поначалу был только английский, потом добавили рисование, а затем и остальное.
— В августе программа снова изменится?
— Да. Там у входа висит афиша.
— Я ее видел. Что подвинуло вас ввести столь неординарный предмет, как сексуальное воспитание для детей четырнадцати лет?
— Это для вас он неординарный! — чуть не вспылила Марта. — Иногда только тактичность не позволяет мне употребить слово «дикари» по отношению к русским… Живете в каменном веке! Дети не знают, как появляются на свет, не умеют управлять чувствами, не знают их причины. Это хорошо? Мы же не звери, не дикари. Мы должны знать!
Владислав Петрович неожиданно вспомнил себя сорок лет назад. Вспомнил первые знакомства с девчонками со двора, опущенные взгляды из-под ресниц, горячие щеки от нечаянного касания рук… Чужой портфель в руках, цветы с клумбы соседского дома, прогулки под зимней луной, разговоры о только зарождавшихся чувствах… Нда… Было бы это, если бы в четырнадцать лет дети знали, зачем это все?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18