— Все до одного. Повитуха может остаться, только пусть сначала хорошенько вымоет руки. Пусть скорее принесут из кухни горячей воды и мыло.Родственники все до одного, протестуя, неохотно покинули спальню. Морено, уже не рассчитывая больше увидеть жену живой, о чем он сам сказал у двери, тоже вышел из комнаты.— Молитесь за нее, — тихо сказал им Ван Хорн. — Молитесь, чтобы Святой Мартин из Порреса помог ей.Закрыв за ними дверь, он быстро подошел к окну, распахнутому на террасу, и что-то крикнул шумевшей на улице толпе. Я не расслышал, что именно, но думаю, то же самое, что и родственникам Морено. Затем Ван Хорн плотно закрыл в спальне все окна.Послышался легкий стук в дверь, и, когда я ее открыл, на пороге с тазом горячей воды и куском дешевого хозяйственного мыла появилась Виктория. Я принялся мыть руки и приказал повитухе сделать то же самое. В ответ старуха, всплеснув руками, выбежала из спальни.Стянув с живота роженицы простыню, я согнул ей в коленях ноги и осмотрел. Мне сразу стало понятно, почему повитуха пришла в отчаяние.— Ты еще не забыл, как это делается? — спросил Ван Хорн. Чтобы женщина ничего не поняла, мы перешли на английский.— При нормальных родах ребенок появляется на свет головой вперед. А в этом случае — ягодицами. Ситуация чертовски сложная.— Ты можешь ей помочь? — с надеждой в голосе спросил Ван Хорн.— У меня почти не было практики. Но с теорией я знаком.Женщина вновь завыла, и я ее, повернув на бок, попытался успокоить. Мне это не удалось. Тогда Ван Хорн, обойдя кровать, взял жену Морено за руку.— Не волнуйтесь, все хорошо, уверяю вас, — сказал он. — Мучения ваши скоро закончатся, и у вас будет здоровый сын.Голос Ван Хорна вновь изменился. Я уловил в нем сострадание, любовь, можно назвать это как угодно, и абсолютную уверенность в своих словах. Крики женщины перешли в прерывистый стон. Не отнимая руки, она с верой и надеждой смотрела на священника.Я отвел Викторию в угол спальни, быстро, но не громко объяснил, что от нее потребуется, и приступил к работе.Для удобства мне требовалось подвинуть роженицу к самому краю кровати. Подхватив женщину с обеих сторон, мы с Ван Хорном, продолжавшим успокаивать несчастную, придали ей нужное положение.Во время учебы в медицинском колледже я присутствовал при нескольких родах. Но все они проходили по классической схеме и без осложнений. Всего лишь раз мне довелось увидеть роды, аналогичные этим. Но это происходило в больнице. Как я сказал Ван Хорну, теоретически я был подкован. Словно на экзамене перед лицом суровых преподавателей, я сделал глубокий вдох, вспоминая последовательность действий акушера в подобной ситуации.Прежде всего нужно было развернуть плод ножками вперед. Все зависело от того, удастся ли мне повернуть его в утробе матери. Осторожно введя руку между ног матери, я понял, что добиться этого вполне возможно, так как ножки у плода разгибались. Действовать надо было крайне осторожно, и я, нащупав пальцем коленку ребенка, слегка надавил на нее. Ножка распрямилась. То же произошло и с другой, когда я повторил манипуляцию.В этот миг сеньора Морена жутко закричала и забилась в конвульсиях. Я попросил ее, чтобы она тужилась, и вскоре обе ножки ребенка вышли из утробы матери.Виктория, разорвав хлопчатобумажную простыню на несколько частей, стояла рядом наготове. Я протянул ей руки, и она быстро вытерла их насухо. Теперь мне предстояло провести следующий этап.Просунув руку между ног младенца и уперевшись большим пальцем ему в крестец, я стал тянуть его на себя до тех пор, пока не показались плечи. Я хорошо помнил, что делать дальше, и осторожно повернул ребенка против часовой стрелки. Затем, подцепив пальцем левый локоть, я вытянул ему всю ручку. Повернув ребенка в противоположном направлении, я проделал то же самое с его правой рукой.Прервавшись на секунду, я перевел дух.— Как дела? — спросил Ван Хорн по-английски.— Пока все хорошо, но сейчас предстоит самое опасное. Извлечь ему голову. Это очень сложно, даже при наличии медицинского инструмента. Если допустить оплошность, то шанс нанести ему черепно-мозговую травму велик.Вся сложность заключалась в том, что голова должна была медленно и непрерывно выходить из чрева матери. Об этом я хорошо помнил. Подхватив младенца снизу ладонью правой руки, я просунул ее под ним в матку и ввел средний палец ему в рот. Теперь ребенок всем телом лежал у меня на руке. Затем, положив большой палец левой руки ему на голову и зацепив указательным и безымянным его плечи, я принялся медленно, даже очень медленно, тащить младенца на себя. Чтобы ослабить напряжение матки, я прилагал такие усилия, что у меня на лбу выступили крупные капли пота.Наконец мне удалось извлечь ребенка, но я тут же обнаружил, что он не дышит. Тело младенца было отвратительного, почти фиолетового цвета.В попытке вернуть младенца к жизни я похлопал его ладонями, но это не помогло. Тогда, взяв у Виктории лоскут ткани и сделав из него жгутики, я очистил от слизи рот и ноздри новорожденного. По отчетливому биению сердца я определил, что ребенок еще жив.Осторожно припав к его маленькому ротику, я сделал ему искусственное дыхание. Неожиданно ребенок сделал резкий вдох и залился пронзительным криком. О, это был гимн жизни — самый величественный на земле.Виктория почему-то тоже заплакала. Она приняла от меня младенца, и, пока я осматривал плаценту и проверял состояние роженицы, достаточно умело держала его на руках. Теперь все позади, с облегчением подумал я.— Мальчик, — объявил я, — если кого интересует.Взяв у Виктории завернутого в пеленки новорожденного, Ван Хорн подошел к кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67