— Когда «Океан» вернулся в порт, вы вместе со всеми сошли на берег. В своей комнате в гостинице вы сожгли бумаги.— Да. Это не имеет значения.— У вас была привычка вести дневник, где вы записывали все, что видели. Не сожгли ли вы тот, что вели во время этого рейса?Ле Кленш по-прежнему стоял опустив голову, как ученик, который не выучил урока и упрямо глядит в пол.— Да.— Почему?— Сам теперь не знаю.— И не знаете, почему возвратились на борт? Правда, не сразу. Вас видели, когда вы прятались за вагонеткой, стоявшей в пятидесяти метрах от «Океана».Девушка посмотрела на комиссара, потом на жениха, потом снова на комиссара. Она уже растерялась.— Да…— Капитан прошел по доскам и ступил на набережную. В этот момент на него и напали. Юноша по-прежнему молчал.— Да отвечайте же, черт побери!— Да, да, Пьер, отвечай! Комиссар хочет тебя спасти. Я не понимаю. Я… — Глаза ее наполнились слезами.— Да.— Что да?— Я был там.— Значит, вы видели?— Плохо. Там была куча бочонков, вагонетки. Я видел, как боролись двое мужчин. Потом один убежал, и чье-то тело упало в воду.— Как выглядел бежавший?— Не знаю.— Он был в морской форме?— Нет.— Выходит, вы знаете, как он был одет?— Когда он пробегал мимо газового фонаря, я заметил только, что на нем были желтые ботинки…— Что вы делали потом?— Подался на борт.— Зачем? И почему вы не бросились на помощь капитану? Знали, что он уже мертв?Тяжелое молчание. Мадемуазель Леоннек не сдержала волнения:— Ну говори же, Пьер, говори! Умоляю тебя!Шаги в коридоре. Надзиратель пришел сообщить, что Ле Кленша ждет следователь.Невеста хотела поцеловать его. Он заколебался, потом безучастно обнял ее, казалось, думая о своем. И поцеловал не в губы, а в светлые завитки волос на висках.— Пьер!..— Не надо было приходить, — сказал он, нахмурив лоб, и усталым шагом последовал за надзирателем.Мегрэ и Мари Леоннек молча пошли к выходу. И только очутившись на улице, она тяжело вздохнула:— Ничего не понимаю. Я… — и тут же, подняв голову, добавила: — И все же он невиновен, я в этом уверена. Мы не понимаем, потому что никогда не были в подобных обстоятельствах. Вот уже три дня как он в тюрьме. Все его осуждают. А он такой застенчивый.Мегрэ растрогал пыл, какой она старалась вложить в свои слова, хотя совсем уже пала духом.— Вы все-таки что-нибудь сделаете, не правда ли?— При условии, что вы вернетесь домой в Кемпер.— Нет! Только не это! Ну, разрешите… Позвольте мне..— Ладно, бегите на пляж, устраивайтесь возле моей жены и попытайтесь чем-нибудь заняться. У госпожи Мегрэ, конечно, найдется для вас вышивание.— Что вы собираетесь делать? Вы полагаете, указание на желтые ботинки…Мари Леоннек была так взволнована, что прохожие, думая, что они ссорятся, оборачивались и прислушивались к их разговору.— Повторяю, я сделаю все, что в моей власти. Смотрите, эта улица ведет прямо к гостинице «Взморье». Передайте моей жене, что я, может быть, вернусь завтракать довольно поздно.И, круто повернувшись, комиссар направился к набережным. Теперь он уже не хмурился. Он почти улыбался.Мегрэ боялся, что в камере он станет свидетелем бурной сцены с пылкими протестами, слезами, поцелуями. Но все протекало иначе, гораздо проще и в то же время гораздо более трагично, более значимо. Радист ему понравился своей сдержанностью и сосредоточенностью.Возле какой-то лавки он встретил Малыша Луи с парой резиновых сапог в руках.— Куда идешь?— Да вот, продаю. Не хотите ли купить? Самые лучшие, какие только делают в Канаде. Попробуйте-ка найти такие во Франции. Двести франков.Однако Малыш Луи был слегка испуган и ждал только, когда ему разрешат продолжать путь.— Тебе не приходило в голову, что капитан Фаллю был чокнутый?— Знаете, в трюме многого не видишь.— Но ведь идут всякие разговоры. Что ты на этот счет думаешь?— Конечно, там происходили странные вещи.— Какие?— Вообще… Ничего… Это трудно объяснить. Особенно когда уже сойдешь на берег.Он по-прежнему держал в руке сапоги, и хозяин лавки для моряков, который его заметил, уже ожидал на пороге.— Я вам больше не нужен?— Когда точно все это началось?— Сразу. Видите ли, судно бывает либо здоровым, либо больным. Так вот, «Океан» был болен.— Неудачно маневрировал?— И все остальное. Что вы хотите, чтобы я вам еще сказал? Вещи, которые как будто не имеют смысла, но все же существуют. Вот вам доказательство: всем нам казалось, что мы сюда больше не вернемся… А что, ко мне больше не будут приставать по этому делу с бумажником?— Посмотрим.Порт был почти пустынным. Летом все суда находятся у Ньюфаундленда, за исключением рыбачьих баркасов, которые поставляют свежую рыбу на побережье. В гавани один лишь «Океан» выделялся темным силуэтом и насыщал воздух крепким запахом трески.Возле вагонеток стоял человек в кожаных гетрах и в фуражке с шелковым галуном.— Это судовладелец? — спросил Мегрэ у проходившего таможенника.— Да. Директор компании «Французская треска». Комиссар представился. Тот недоверчиво оглядел Мегрэ, не переставая следить за разгрузкой.— Что вы думаете об убийстве вашего капитана?— Что я об этом думаю? А то, что у нас восемьсот тонн подгнившей трески. И если так будет продолжаться, судно не пойдет в следующий рейс. А уж если кто и наладит дело и покроет дефицит, то, во всяком случае, не полиция.— Вы полностью доверяли Фаллю, не так ли?— Да. И что с того?— Вы полагаете, что радист…— Радист или кто другой, все равно год пропащий.Я уже не говорю о том, с какими они вернулись сетями. Сети, стоившие два миллиона, — вы понимаете? — изодраны так, словно ими для забавы вытаскивали скалы. А экипаж еще вдобавок верит в дурной глаз. Эй, вы там!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31