Правда, от него сильно несло спиртным. — Все они одинаковые! Ревность и тому подобное. Они думают, что у нас на уме одни только девки. Вот послушайте. Она колотит мальчишку, срывает на нем злость.И в самом деле, в соседней комнате орал ребенок и слышался голос женщины:— Ты замолчишь? А? Замолчи сейчас же! Слова эти, должно быть, сопровождались оплеухами или тумаками, так как ребенок ревел еще пуще.— Нечего сказать, веселая жизнь!— Делился с вами капитан Фаллю какими-нибудь своими огорчениями?Мужчина исподлобья посмотрел на Мегрэ двинул стул на другое место.— С чего вы это взяли?— Вы же давно плаваете вместе, правда?— Пять лет.— И на борту ели за одним столом?— Всегда, кроме этого раза. Тут он вбил себе в голову, что будет есть отдельно, у себя в каюте. Но я предпочел бы вообще не говорить об этом мерзком рейсе.— Где вы находились, когда совершилось преступление?— В кафе. Вместе со всеми. Вам, должно быть, уже сказали об этом?— И вы считаете, что у радиста была причина напасть на капитана?Лаберж вдруг вспылил:— Чего вы хотите добиться от меня своими вопросами? Что я вам должен сказать? Мне никто не поручал заниматься слежкой, слышите? С меня хватит. И этой истории, и всего остального. Настолько хватит, что я сомневаюсь, идти ли мне в следующий рейс.— Очевидно, последний был неблестящий. Лаберж снова бросил острый взгляд на Мегрэ:— Что вы имеете в виду?— Все шло плохо: юнга погиб; происшествий было гораздо больше, чем обычно; улов оказался неудачным, и треску доставили в Фекан уже испорченной.— А я что — виноват?— Этого я не говорю. Я вас только спрашиваю, не были ли вы свидетелем каких-либо событий, которые могли бы пролить свет на причину гибели капитана? Это был человек спокойный. Жил размеренной жизнью.Механик усмехнулся, но ничего не сказал.— Не знаете, были у него какие-нибудь приключения?— Да ведь я говорю вам, что ничего не знаю, что сыт всем этим по горло! Меня что — с ума решили свести? А тебе-то еще что нужно? — накинулся он на жену, которая вошла в комнату и направилась к плите, где из какой-то кастрюли запахло пригорелым.Ей было лет тридцать пять. Ее нельзя было назвать ни красивой, ни уродливой.— Одну минутку, — смиренно сказала она. — Это еда для собаки.— Потарапливайся! Ну что, все еще не справилась? — И, обращаясь к Мегрэ, Лаберж продолжал: — Хотите совет? Оставьте все это. Фаллю уже не вернуть. Чем меньше будут об этом болтать, тем лучше. А я больше ничего не знаю, и пусть мне задают вопросы хоть целый день: мне нечего прибавить. Вы приехали сюда поездом? Так вот, если вы не успеете на тот, который отходит через десять минут, вам придется ждать до восьми вечера.Он открыл дверь. В комнату проникли лучи солнца.— К кому вас ревнует жена? — тихо спросил комиссар, уже стоя на пороге.Лаберж, стиснув зубы, молчал.— Вам знакома эта особа?Мегрэ протянул механику фотографию, на которой голова исчезла под красными чернилами. Голову комиссар прикрыл большим пальцем: видна была только шелковая блузка.Механик бросил на него быстрый взгляд и хотел схватить фотографию.— Вы ее знаете?— Разве здесь можно кого-то узнать?И он снова протянул руку, но Мегрэ уже сунул карточку в карман.— Вы приедете завтра в Фекан?— Не знаю. А что, я вам нужен?— Нет. Спрашиваю на всякий случай. Благодарю за сведения, которые вы так любезно мне дали.— Не давал я вам никаких сведений.Не успел Мегрэ сделать и десяти шагов, как дверь захлопнулась под ударом ноги и в доме снова раздались громкие голоса. Ссора, очевидно, разгоралась.Главный механик сказал правду: до восьми вечера поездов на Фекан не было, и Мегрэ, не зная куда девать время, невольно очутился на пляже и устроился там на террасе гостиницы.Здесь царила обычная атмосфера отпускного времени: красные зонтики, белые платья, легкие брюки из светлой шерсти и группа любопытных, собравшихся вокруг рыбачьей лодки, которую вытаскивали на гальку с помощью лебедки.Слева и справа светлые скалы. А впереди море, бледно-зеленое, окаймленное белым, и мерный рокот мелких волн, ударяющихся о берег.— Пива.Солнце припекало. За соседним столиком какая-то семья ела мороженое, молодой человек фотографировал «кодаком». Оттуда доносились звонкие девичьи голоса.Мегрэ лениво разглядывал пейзаж, сознание его слегка затуманилось, а мысль беспрерывно вращалась вокруг капитана Фаллю.— Благодарю.Хотя смысл этих слов не поразил Мегрэ, они врезались ему в сознание, потому что их сухо, с резкой иронией произнесла женщина, сидевшая позади него.— Однако, раз я тебе говорю, Адель…— Замолчи.— Ты что, начнешь снова?— Я буду делать, что мне нравится!Этот день решительно был днем ссор. Уже с утра Мегрэ столкнулся с колючим человеком, директором «Французской трески». В Ипоре была семейная сцена у Лабержей. А теперь здесь, на террасе, какая-то парочка обменивалась колкостями.— Ты бы лучше подумала…— Замолчи!— Очень разумный ответ!— Заткнись, понял?.. Официант, вы подали очень теплый лимонад. Принесите другой. Женщина говорила нарочито громко.— Однако тебе все-таки нужно решиться, — продолжал мужчина.— Так иди туда один. И оставь меня в покое.— Но ведь то, что ты делаешь, — гнусно.— А ты?— Я? И ты еще смеешь… Слушай, не будь мы здесь, мне, наверное, трудно было бы сдержаться. Она засмеялась. Чересчур громко.— Замолчи! Прошу тебя.— Пошел ты, дорогой!..— А почему я должен молчать?— Потому что потому.— Ничего не скажешь, ответ вразумительный. Замолчишь ты?— А если мне так нравится?— Адель, предупреждаю тебя, что…— Что? Что устроишь скандал на публике? Что это тебе даст? Вон люди уже слушают нас.Она резко поднялась. Мегрэ сидел спиной к ней, но видел, как удлинялась ее тень на плитах террасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31