.. Говорите только правду. От вас требуется только то, что вы слышали или видели, ничего другого. Если слышали что-нибудь о Бекджане, то от кого, где, в какое время, кто был рядом?
Предупреждая, что за ложные показания допрашиваемый несет ответственность, он иногда тыкал пальцем в толстую книгу, лежавшую на ковре, брал, ее в руки, открыв заложенную страницу, и зачитывал вслух статью. Любил задавать один и тот же вопрос. Если кто-нибудь возражал или обижался на это, он умел найти такие слова, которые на время успокаивали допрашиваемого.
Последним звеном во всей этой процедуре была подпись под протоколом. Подписавшему Палта Ачилович иногда говорил:
— То, о чем здесь говорилось, должно остаться здесь же, а то, знаете, можно очутиться там, где нет чурека, а хлеб строго нормирован.
Что особенно бросалось в глаза тем, кто имел дело с Палтой Ачиловичем,— это аккуратность, с какой он вел все дела. Он старался документально подкрепить любой факт,— видно, ему не хотелось, чтобы к нему могли придраться, обвинив в небрежности. Он сам говорил, что предпочитает бумагу с подписью любым, самым весомым словам.
Однажды вечером, когда Хаиткулы вернулся раньше, чем обычно, Палта Ачилович завел с ним такой разговор:
— Да-а-а... Хаиткулы Мовлямбердыевич, дам вам один дружеский совет: вы верите людям на слово, я не против этого, но все же вы недооцениваете значение документа. В деле надо документировать всё. Вот вы беседуете с ним, а он — болтун, как говорится, настоящий флюгер, куда вы подуете, туда он будет показывать. А чуть мерещится, что он вас не так понял, сразу же откажется от своих слов. Хуже нет человека, который отказывается от своих показаний. Не его жалко, а то, что он путает следствие... Да-а-а, Хаиткулы Мовлямбердыевич, вы еще молодой, вас, видно, не подводили такие типы. А мне один раз таким манером поставили подножку. Споткнулся и на всю жизнь зарубил себе на носу: выслушивай, верь любым словам, но документируй их. Изволь, кроме того, за каждое слово расписаться. Вот и вы — будьте осторожны!
Хаиткулы отмахнулся:
— Если человек захочет отказаться от своих показаний, хоть тысячу раз пиши — не поможет.
— Пусть попробует отказаться от того, что подписал собственноручно...
— А почему бы и нет! — Хаиткулы поддразнивал Палту Ачиловича, но тот как будто не замечал озорных ноток в голосе коллеги.
— Если откажется, значит, вводил следствие в заблуждение...
— А может быть, вы его припугнули... Да и термин какой-то искусственный — «собственноручно».
— Да, да, термин, термин! — Палта Ачилович вскочил, стал надевать пиджак. — Столовая сейчас закрывается, а то бы я прочитал лекцию некоторым зеленым юристам, показал
им, как надо относиться к терминологии, как надо ею пользоваться. Доказал бы вам, что без нее вы ни на шаг не сдвинетесь с места.
Хаиткулы продолжал говорить на ходу:
— Свидетели, Палта Ачилович,— это прежде всего люди. Как часто бывает, что от застенчивости или от чего-то еще, но без злого умысла, они умолчат о чем-то. Вы сами знаете, это чаще всего бывает на первом допросе. Многие теряются и путают события, даты, лица... Только от растерянности, подчеркну это. Что же нам-то делать? Только одно: искать истину. Говорят нам правду или нет — искать ее. Потому-то наша работа и называется — следствие, то есть исследование. Кроме того, вот мы говорим о. свидетелях, но разве нам нужны свидетели «вообще», разве мы с вами сразу не отличаем одного свидетеля от другого? Этот вот определенно представляет для следствия интерес, а тот — почти никакого... Значит, нужно документировать показания одного и другого? Едва ли. Так мы никогда не придем к истине, если превратим следствие в документальный репортаж. Никогда или очень не скоро,.. Боюсь, для того чтобы перевезти в кер-кинский архив все бумаги, исписанные вами, потребуется контейнер. Не обижайтесь на мои слова, но, право же, вы тратите многовато времени на ваши «собственноручно» подписанные бумаги. А главное, какой результат? Никакого — и у вас, и у меня будто птицы склевали урожай, соломы много, а зерна мало, хоть по ветру пускай все бумаги...
Палта Ачилович уже не мог понять, шутит Хаиткулы или говорит всерьез, на ходу прикурил, сказал строго:
— Урожай собран, Хаиткулы Мовлямбердыевич. Во время уборочной всегда больше соломы, чем зерна. Скоро будем молотить, земляк. Вы сами были настроены таким образом, что это дело не легкое и затяжное. Те, что поручили его нам, тоже это хорошо понимали. Какие-то новые довольно мрачные нотки появились у вас... Да-а-а, куда девался ваш оптимизм? Где ваша воля? Упорство? Что-то я вас перестаю узнавать!
Хаиткулы остановился и, легонько хлопнув Палту Ачи-ловича по спине, рассмеялся:
— Вот вы какой наблюдательный! Ничего от вас не скрыть. Да, к вечеру настроение, бывает, портится. Без вас я бы просто скис...
Палта Ачилович подтолкнул его к столовой:
— Хороший ужин всегда поднимает настроение. Идемте, а то закрывают.
К концу первой недели пребывания в колхозе следователь и инспектор подвели итоги.Палта Ачилович набрал целую папку показаний членов первой бригады. Все показания, в общем, свидетельствовали об одном: никаких чрезвычайных происшествий с Бекджа-ном здесь не случалось, его знали только с хорошей стороны.
Хаиткулы, побеседовавший со всеми учителями и сверстниками Бекджана, убедился окончательно, что врагов в школе у него не было.
Они сидели в гостинице, еще и еще раз проверяя факты, которыми располагали.
— Хаиткулы Мовлямбердыевич, мы не приняли во внимание возможность конфликта между отцом и сыном. Бывают же у родных серьезные стычки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50