.. Спокойной ночи.
Хаиткулы положил трубку. Его распирало от радости. Увидев вопросительный взгляд друга, он по порядку рассказал, что произошло после того, как Аннамамед высадил его у Красного Креста.
— ...Девушки — по сравнению с нами — и обидчивей, и упрямей... Но Марал все-таки другая, все делает с открытой душой, мягкосердечная, Прощает еще до того, как соберешься просить прощения. Но язычок у нее острый, шутку любит, но не любит соленых шуток, сразу же превращается в глухонемую, если при ней скажешь что-нибудь такое...
Его настроение передалось Аннамамеду. Он встал, начал прогуливаться по комнате.
— Валла, чего ты ждешь, я не понимаю... Ждешь, когда коннит институт? Осталось-то немного... Родители знают о ваших намерениях?
— Моя мать знает.
— А ее?
— Наверное, нет... Не знаю...
— Посылай сватов. Хочешь, я сам поеду? Не откладывай той, женись.
— Мегрэ, я звал тебя сюда не для сватовства... Аннамамед подошел к столику у изголовья кровати, взял стоявшую на нем фотографию в изящной рамке, всмотрелся... Марал в белом халате, улыбается, глаза прищурены на солнце, вокруг них мелкие морщинки. Хаиткулы спросил нетерпеливо:
— Что делать?
Но Аннамамед будто и не слышал вопроса.
— Хорошей будет невесткой. Из-за такой девушки можно плыть шесть месяцев в сундуке, как Тахир. Если попросит — плыви, не прогадаешь... Не станешь же ты говорить, что кто-нибудь лучше меня определяет характер... даже по фотографии. Узнаю любого человека с одного взгляда. Посмотрю на него — и вижу насквозь. — Он осторожно поставил фотографию на место.— Ты чего смеешься? Скоро сам убедишься, что я прав... Теперь отвечу на твой главный вопрос — не зря же шел сюда. Скажу прямо: попади дело в руки опытного следователя, не сомневаюсь, было бы раскрыто. Вот тебе мой совет: не смотри, что Ходжа Назарович твой начальник, пиши все, что ты думаешь о том, как проводился розыск. Ты думаешь, он будет читать твою диссертацию?..
Когда Хаиткулы пошел провожать Аннамамеда, был уже второй час ночи.
В домах, похожих один на другой как близнецы, огни были погашены. Совещенные слабым светом уличных фонарей, они тонули в ночном мраке л, казалось, были укутаны одним огромным темным покрывалом. Вокруг тишина — ни лая собак, ни птичьего гомона. Было то ночное время, о котором поговорка говорит: пришел час охоты шакалов на кур...
Хаиткулы выспался днем, поэтому не мог заснуть почти до самого утра, к тому же одолевала мысль: что делать в создавшейся ситуации? Вздремнув на рассвете, он спал недолго, но, проснувшись, почувствовал себя полным сил и готовым отстаивать принятое решение.
Он вошел в кабинет подполковника Назарова, едва начался рабочий день. Они поздоровались. Хаиткулы решительно заговорил:
— Я столкнулся с одним приостановленным делом, которое было возбуждено десять лет тому назад. Преступление осталось нераскрытым. Случилось это третьего марта пятьдесят восьмого года под самым райцентром, под Хала-чом, в Сурхи. Пропал один йарень, и его не нашли до сих пор. Его звали Бекджан...
— Постой! Пятьдесят восьмой год...— подполковник подозрительно смотрел на Хаиткулы,— под Халачом... Бекджан Веллеков, говоришь?
Хаиткулы выдержал острый взгляд подполковника и решил идти напрямик. Так же спокойно он продолжал:
— Изучив дело, я пришел к выводу, что, несмотря на его десятилетнюю давность, производство по нему необходимо возобновить. Ряд обстоятельств там остался совершенно невыясненным. Их разрешение даст новые результаты. Надо всерьез еще раз заняться на месте...
— Товарищ старший лейтенант, не торопитесь. Дело же никто не прекращал. Оно приостановлено. Вы случайно наткнулись на него, и это еще ни о чем не говорит.—Подполковник еле сдерживался. Он уже учуял «запах гари», но вслух произлес: — Ты в обязательном порядке должен знать, как возобновляется следствие по приостановленным делам... Я чувствую, ты настроен решительно, и должен признаться — все это для меня неожиданно. Но разговор наш может оказаться длинным, поэтому давай-ка ненадолго забудем о наших званиях и должностях. Поговорим, так сказать, по-дружески, как равный с равным. Я тебе не начальник, ты мне не подчиненный... Принимаешь?
— А это не ослабит ваши позиции? Ходжа Назарович нехотя рассмеялся.
— Зато пощадит мое сердце. Не обидно умереть, отстаивая честь, но не дай бог скончаться от инфаркта.
— А я недавно прочитал у одного поэта, что инфаркт и есть спидометр чести. А люди бесчестные могут дожить до ста лет.
— Ну, до ста мало кому удается. А я и на семьдесят соглашусь...
Хаиткулы вдруг понял, зачем подполковнику понадобилось говорить с ним «как равный с равным», не иначе чтобы увести разговор в сторону, охладить Хаиткулы. Он решил продолжать говорить так, как начал:
— Меня, честно говоря, кроме самого результата расследования занимает еще вот что: как могло случиться, что, не выяснив, куда исчез человек, дело было приостановлено.
Что же за розыск, который в течение десяти лет не дает ничего нового... Десять лет — не десять дней и не десять месяцев. Не могу себе представить, чтобы такое могло быть, товарищ подполковник.
— Были и пятнадцатилетние дела. И не одно, и не два.
— Знаю — были- Но я не о том, что было. Просто не могу себе представить, что такое может быть, и не могу понять, почему это должно быть. Вы как-то так об этом говорите, будто это нормальное явление. Я сегодня всю ночь не спал, вчера себе места не находил. Я пытаюсь понять, откуда оно могло родиться, само это слово «нераскрытое»... Вы, конечно, можете' легко объяснить его происхождение: всегда, мол, существуют объективные причины, и что какое-то преступление может остаться нераскрытым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50