— Стыдитесь, инспектор! — с глубоким возмущением произнес он. — Мало того что вы оскорбили депутатов муниципалитета, набезобразничали в Музее Истории...
— Минуточку, — прервал его Гурилин. — Вы сказали «набезобразничали»...
— Лично я квалифицировал бы ваше поведение как хулиганское.
— Значит, меня не разыскивают по обвинению в убийстве бедняги Шенбрунна?
— Насколько мне известно, электронная система квалифицировала это как несчастный случай, не связанный с производством...
Гурилин расхохотался.
— Значит, я все еще инспектор юстиции?
— Да, но только до восьми часов утра. Потом вы пойдете под суд. Видите, какая здесь очередь преступников?
— И я еще пользуюсь правами государственного обвинителя?
— Я повторю, до восьми...
— Прекрасно, — заявил Гурилин, — тогда я забираю этого молодого человека на доследование и собираюсь через двадцать минут передать его дело в суд. Допрашивать его я буду в своем кабинете. Можете вести контроль по внутренним камерам.
Они с Мариной втолкнули Краммера в лифт, провожаемые изумленными взглядами сотрудников.
— Безобразие! — возмутился Верховный Судья. — Разве можно появляться в Храме Юстиции в таком виде?..
Вид полуобнаженного инспектора, с окровавленной повязкой на голове, с телом, усеянным пластырем и нашлепками биостимуляторов, и в самом деле был ужасен.
Усадив Краммера в кресло, Гурилин сел напротив и несколько секунд изучал его хмурое лицо, растерянный бегающий взгляд. Затем он спросил:
— Скажите, Краммер, вы когда-нибудь задумывались над тем, отчего наше общество столь гуманно к преступникам? Почему вас перевоспитывают в курортных зонах, читают лекции, беседуют с вами, пытаются убедить в необходимости соблюдения правил человеческого общежития?..
Ничего не ответив, тот пожал плечами.
— Многие думают, что в этом воплощена слабость нашего общества, — продолжал инспектор. — А между тем здесь особенно убедительно проявляется его сила. Мы ценим человеческую личность как уникальное явление природы. Дорожа каждым человеком, мы пытаемся вернуть вас к нормальной жизни сделать полноценными членами нашего общества. И поэтому крайняя мера наказания в судейской практике применяется очень редко. Лишь к самым подлым и отъявленным злодеям, которые уверены в своем праве попирать человеческие законы, убивать и калечить людей. Эта мера — Абсолютная Изоляция. Мало кто знает, что это такое. Считается, чем меньше знают о негативных сторонах нашей жизни, тем лучше. Но это не так. Абсолютная изоляция личности — это не смертная казнь, не пожизненное заключение в одиночке. Это — когда общество, признавшись в своей неспособности излечить человека и опасаясь содержать его среди людей, лишает его дееспособности...
Инспектор ненадолго задумался и продолжал:
— Я всего лишь раз присутствовал при этой процедуре, и она на всю жизнь врезалась в мою память. Во время сна преступнику, подлому убийце, ввели лекарство. И перевезли в другое отделение. Там его раздели и положили в ванну с физиологическим раствором. Подключили питание, кислород и... ушли. А он остался. Он не спал. Он не будет спать еще сотню, другую, третью лет, не в силах пошевелить и пальцем и следя за всем происходящим полными слез глазами, пока потомки вновь не разбудят его и не призовут на суд. И уж они будут решать, достоин этот человек жизни среди людей или и дальше должен находиться в состоянии, подобном параличу...
— Для чего вы мне это рассказываете? — вскричал Краммер.
— Для того, чтобы ты понял, до какой степени близко находишься от анабиозной ванны. На тебе висят два убийства, и спасти тебя может только полная откровенность. Ты готов отвечать мне? Помни, каждое твое слово записывает и анализирует электронный судья. Холодный и беспристрастный. И ему решать — какому наказанию тебя подвергнуть. Итак, первый вопрос: для чего, когда и при каких обстоятельствах была убита Эльза Лайменс?
— Я ее не убивал... Она сама...
— Расскажи подробнее.
— Она... они... — Он бросил взгляд на Марину. — Они в тот день удрали от нас...
— В какой день?
— Третьего марта. А потом нагрянули ищейки...
— И вы сочли, что эти девочки вас выдали? Он кивнул.
— Дальше. Как лицо Эльзы попало на пленку?
— Бигги засняла их в начале репетиции, для пробы. А когда мы отделались от ищеек, она сказала, что при помощи монтажа ее можно хорошенько наказать.
— И вы смонтировали эти кадры и пустили по городу?
— Нет, в день вечеринки мы вызвали ее из дому и показали ей... Она очень испугалась... И стала просить... Угрожала даже!
— Чем же это, интересно, могла она вам угрожать?
— Пойти и заложить Бигги.
Инспектор взглянул на Марину. Она кивнула головой:
— Она не хотела, чтобы мы с нею связывались. За это Саша и дал ей по шее.
— Что же произошло после того, как она пробовала вам угрожать?
— Мы посадили ее в турбо.
— Это случилось одиннадцатого марта? Когда ты удрал из своего санатория. Тебя вытащили специально для того, чтобы ты выманил ее?
— Да. — Это прозвучало еле слышно.
— И вы погнались за ней? И встретили Шенбрунна?
— Не знаю, какую-то тетку. Она здорово дралась. Но Толяра огрел ее чулком, и она...
— Толяра был из вашей компании?
— Конечно.
— Вы доставили ее на берег моря, где связали ей ноги красным шнурком, где, черт возьми, вы его взяли?
— Она носила его в волосах, — прошептала Марина — Точно такой же, как и Саша...
— Понятно, — Инспектор нервно взглянул на часы.
— Мы не хотели ее убивать! — запричитал Краммер. — Мы привезли ее на яхту и хотели допросить, а она сама перегнулась и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48