Вокруг, как всегда, было много зевак, любующихся неповторяющейся голографической рекламой. Выходя из такси, Гурилин почти физически ощущал на себе хмурые, неприветливые взгляды.
— Еще один денди! — съязвил кто-то.
— А где монокль и тросточка? — поддержал другой. — Без этого туда не пускают.
Кто-то засвистал «Карманьолу». Андрон пошел чуть быстрее, поскользнулся и едва не упал. Вслед ему раздался хохот.
При выходе из лифта его ожидала шеренга вышколенных официантов, которые проводили его пытливыми взглядами. Сивобородый швейцар распахнул двери, согнувшись в глубоком поклоне.
— Прошу, — с чувством сказал он.
Зал с зеркальными сияющими стенами и колоннами был почти пуст. Метрдотель с голубой шелковой лентой через плечо, выглядевший импозантнее принца крови, проводил его к столику, за которым сидела Сандра с каким-то лысоватым плюгавеньким типчиком но фраке явно с чужого плеча.
— Скрёбышев, — представился он, снимая пенсне. — Весьма рад столь лестному для меня знакомству.
— Майк Михайлович работает в главном реставрационном управлении Москвы, — сообщила Сандра. — Научный консультант естественный референт министра культуры.
— Прекрасно! — обрадовался Гурилин. — Значит, вы и есть тот, кто нам нужен. Видите ли, нам совершенно случайно стало известно...
— Милый, — с легкой укоризной прощебетала Сандра, — может быть, сначала что-нибудь скушаем? И закажи, пожалуйста, шампанское.
Из спиртного кроме «Дом Периньон», «Шабли», «Вдовы Клико» «Савой» предлагал посетителям «Абрау-Дюрсо» и «Арес-Амонтиль-ядо» (марсианское изобретение головокружительной крепости и стоимости). Скрепя сердце Андрон заказал два бокала «Шабли» и бутылку кока-колы для себя.
Без всякого аппетита анатомируя седло барашка под белым соусом с трюфелями и прихлебывая свою колу, он вполуха слушал беседу Скрёбышева с Сандрой. Быстро опустошив свой бокал, тот заказал еще и продолжал говорить, вдохновенно размахивая вилкой:
— Мы — общество накопителей. Изо дня в день, из века в век мы все копим и копим. Что? Богатства, энергию, знания. И все это ветшает, истлевает, валяясь мертвым грузом на пепелище истории. Совершив гигантский прыжок сквозь звездные пространства, мы задумались о том, до какой же степени многое оставили на старушке Земле. И мы возвращаемся к сени лазоревых берез, приобщаемся к монолитным твердыням пирамид, и перед нашим мысленным взором предстает исполинский облик нашего предка-творца, демиурга, жившего в полном согласии с величественной Матерью-Природой. Не дать забыть все это, оживить каменную музыку прошедших эпох, воссоздать в первозданной чистоте и свежести художественные образы мастеров прошлого — в этом видит свою задачу современная реставрация.
— Простите, — вмешался Гурилин, — а в вашем управлении ничего не слышно о планах разрушения исторического центра?
Скрёбышев воззрился на него с удивлением, с каким энтомолог воззрился бы на неизвестное науке, из ряда вон выходящее насекомое, скажем бабочку с зелеными ушами.
— Простите, что вы сказали? — осторожно спросил он.
— Вам известно, что, согласно проекту так называемого Суперкорта, большая часть исторического центра Москвы должна быть уничтожена?
Неожиданно свет в зале погас, затем вновь зажегся, и все вокруг погрузилось в пучину волн. Громадные океанские валы падали со всех сторон в центр зала и рассыпались алмазными искрами. При этом посетители, сидевшие за столиками, казались утопавшими в неистовой ярости прибоя. На одной из волн показалась хрупкая полуобнаженная смуглянка, которая, танцуя на играющей под ней доске, исполнила популярную песенку «Верни мне мое сердце, ого-го!..»
Видя, что Скрёбышев загляделся, Гурилин тронул его за рукав:
— Я спрашивал...
— Простите, я подумал, что у вас такая оригинальная манера шутить, — ответил тот. — Но ведь ваш вопрос, извиняюсь, — полная ахинея. И у кого рука поднимется на матерь городов русских?
— Вчера я своими глазами видел полуразвалившиеся здания, разбитые дороги, заросшие тротуары, опоры магистралей, выросшие на месте церквей.
— Обычно разрушается то, что не имеет исторической ценности. Памятники культуры мы тщательно сохраняем и восстанавливаем. Так, недавно мы отреставрировали уникальный пятиэтажный дом середины XX века, так называемую «хрущобу», — шедевр примитивизма и рационализма. Представляете, обыватели тех времен предпочитали совмещать ванные с, пардон, мадам, туалетом. А порою там оборудовали еще и кухню, и кладовую. Оригинальные нравы, не правда ли?
— Думаю, на это они пошли не от хорошей жизни, — заметила Сандра. — И тем не менее, как мне удалось узнать, стройка уже приближается к Москве. Линия строительства представляет собой идеальную прямую по широте 55 градусов 59 минут 05 секунд северной широты.
— Но мы же с вами говорим о совершенно разных вещах! — воскликнул Скрёбышев. — Я — о реставрации, вы — о строительстве. Нет уж, подождите тысчонку-другую лет, пока ваш стадион придет в негодность — и тогда мы его отреставрируем... Батюшки светы! — неожиданно возопил он. — Это что еще за пакость!..
Обернувшись, Сандра тихо взвизгнула. С различных сторон зала раздались тревожные крики.
Казалось, что исчезли хрустальные люстры и помпезные канделябры, растворились сверкающие колонны и зал погрузился во влажную чащу тропического леса. Из густых непроходимых зарослей в самый центр зала выползала огромная змея. Холодные глаза ее, каждый диаметром с суповую тарелку, глядели завораживающим, немигающим взглядом, из разинутого рта, блестя слюной, высовывался гибкий раздвоенный язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48