Но даже в этом случае не обойтись без авторской позиции, выраженной посредством реалистических формулировок, а они должны быть точными: небрежный отбор слов не может быть признаком нового стиля. Вот тут, например, — он жирно подчеркнул огрызком плотницкого карандаша фразу: «...За открытым окном влажное августовское утро...» —-Черт возьми, слово «влажный» скорее связывается с представлением о вечере! Вам бы написать тут что-то вроде «росистое утро». Чувствуете, какой получился образ? И как вздохнут, читая, дамочки: «Право, этот Герольд — прирожденный поэт!..»
— Вы правы, так лучше...
Ага, парнишка не любит признавать свои промахи, но вместе с тем остерегается выказать этакое творческое вое-
парение от того, что вдруг прозрел, а ведь у него есть основание быть благодарным, где бы он еще нашел другого такого альтруиста (вернее, простофилю), который, не рассчитывая на вознаграждение, взял бы на себя функцию редактора и вместо того, чтобы писать самому, тратил бы время на начинающего?
—...Или вот тут, — толстый карандаш Тайцнера снова забегал по строчкам. — «Какая наглость, — подумала она и засунула письмо обратно в конверт...» — прочитал он вслух и допил остаток вина. — А чего-нибудь поесть у вас не найдется? — спросил он официантку, которая моментально поставила перед ним очередной бокал. Прежде чем подать меню, Тоничка перечислила несколько блюд; Камилл что-то показывал ей глазами — ага, с этого гостя карточки не требовать... — Две итальянские колбаски с хреном и горчицей!.. «...Засунула письмо обратно в конверт...» — тем же тоном продолжал он разбор Камилловой фразы. — Но как она его туда засунула? Тут просится какое-нибудь наречие, выражающее ее возмущение наглостью автора! Пусть опд засунет письмо порывисто, возмущенно или хотя бы небрежно!
— Но у меня так и было! — с некоторым недоумением сказал Камилл и вдруг весь как бы выпрямился: видно, сам на себя разозлился за то, что добровольно играет роль ученика. — Но когда вы в последний раз читали этот кусок, то вычеркнули наречие.
— Не может быть, тут какая-то ошибка. — Черт возьми, неужто у меня такая короткая память?.. Надо бы доесть салат, пока не принесли колбасу... — Знаете что? Давайте на сегодня закончим, вижу по вашим глазам, что вы уже сыты моими придирками, оставим что-нибудь на следующий раз. Ученье — мученье, пан Герольд, даже Горький не свалился с неба готовым писателем, мальчишкой он просвечивал страницы книг лампой, нет ли там между строк каких-нибудь советов будущему сочинителю, который так складно пишет... Может быть, когда-нибудь так же будут поступать мальчишки и с вашими книжками... — Вовремя посбить спесь, вовремя похвалить, особенно когда хочешь замазать свой промах...
— Привет, Камилл!
Оба удивленно обернулись: у столика стояла молодая парочка.
— Мой товарищ Гонза Гейниц, — представил Камилл Тайцнеру бледного юношу со шрамом на лице.
— Павла Хованцова. — Гейниц назвал имя черноволосой девушки с правильными чертами лица. Ее рукопожатие было крепким, как у человека, знающего, чего он хочет. Длинные накрашенные ресницы от дождя немного потекли — видимо, ее опыт в делах косметики совсем еще невелик.
— Вы присядете? — спросил Камилл, обращаясь только к девушке.
— Нет, нет, нам надо бежать, — заторопился Гейниц. — Я хочу попросить тебя... — Он вкратце объяснил Камиллу, зачем пришел: Карел, его младший брат — Камилл должен его знать, он член факультетского комитета Союза молодежи, — пишет курсовую работу; но этот ненормальный влезает во все добровольные бригады, однажды он уже схватил плеврит; теперь, оказавшись в цейтноте, он просит Гонзу достать ему какие-то конспекты по литературе межвоенисго периода. Он, Гонза, от всего этого далек, как Юпитер, зато Камилл... — Ты литератор милостью божьей: для тебя это пара пустяков. И необязательно в стихах... Только вот в чем загвоздка: Карелу это нужно через неделю. — В тоне Гонзы слышалось восхищение братом, студентом философского факультета, и чувствовалось, как он за него болеет: младший братишка — явно гордость семьи.
Камилл, вместо того чтобы посмотреть на Гейница, бросил слегка укоризненный взгляд Тайцнеру; ответил же, адресуя свои слова красивой Павле.
— Не сердись, Гонза, но я не сумею. — Очевидно, ему стало досадно, что он отговорился так неуклюже. — Да я бы и не смог: мы с паном коллегой работаем над моей рукописью, меня, что называется, сроки поджимают...
Понимаю, приятель, такие слова должны произвести впечатление на девушку, хотя от правды они куда как далеки...
Павла действительно наклонилась, чтобы лучше рассмотреть разложенные листки; взгляд, брошенный на тонкий профиль Камилла, выразил уважение. Да у этой девицы веки намазаны вазелином! Провинциалка, наверное..,
— Иу, тогда ничего не поделаешь — извини, — разочарованно произнес Гейниц.
— Я думаю, то, что вам нужно, вы найдете у Вацлавека или в «Записной книжке Шальды», это есть в любой библиотеке, — посоветовал Гонзе Тайцнер.
— Спасибо. — Гейниц простился; Павла крепко пожала руку Камиллу, многозначительно взглянув на него; в ее улыбке был намек на сожаление, что приходится так скоро расставаться.
— Где этот парнишка раздобыл такую девицу? — спросил Тайцнер, когда за ними закрылась дверь.
Камилл пожал плечами и улыбнулся.
— Цифирная душа Гейниц в восьмом классе положил глаз на самую красивую девушку в гимназии.
— С успехом?
— Увы, — сказал Камилл, отведя глаза. Официантка принесла заказанные колбаски с хреном и
горчицей. Едва заметный жест Камилла Тайцнер уже знал — с этого пана денег не брать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39