— Перестань, ты не права. И дай мне работать, Лотта, пойми, для работы нужен покой...
Конечно, она не хотела так хлопнуть дверью — просто дверь вырвалась из рук.
— Годовщина смерти Гинека, а ему надо ра-бо-тать...— уже за дверью сорвался в истеричном плаче ее голос, она обращалась к попугаю. — Как будто сегодня обычный день...
Крчма посидел, уткнув лицо в ладони, в горле запершило, как от едкого запаха горящих свечей. Опять я был так категоричен: заявить человеку, что он ошибается, а прав я, — самое худшее, что можно сделать. Никто ведь не ошибается нарочно, так лее, как никто не хочет, чтобы у него помутился рассудок; просто люди считают свои ошибки непоколебимой истиной.
...Внутренняя борьба Роллана за освобождение от пацифистских настроений,., от пацифистских настроений...
Нет, нет, сегодня и впрямь лучше заняться школьными тетрадями, отбывать эту каторгу учителей... А, наконец спасительная мысль! «Внутренняя борьба Роллана нашла отражение в судьбе Аннет Ривьер, героини «Очарованной души». Быть самим собой, ничего не делать наполовину, выступая против лицемерных условностей, вплоть до разрыва с семьей...»
В прихожей зазвонил звонок, раздосадованный Крчма посмотрел в окно. У ворот двое незнакомых. Если они ко мне, то сегодня — самый неудачный день из тех, которые лучше бы вычеркнуть из памяти...
Вот как — оказывается, это родители Ивонны! Появление отца и матери бывшей ученицы в квартире бывшего классного наставника — действительно нечто исключительное.
Он усадил гостей за журнальный столик. Работа над очерком 'о Роллане пошла сегодня к чертям собачьим. Ладно, хоть воспользуюсь случаем, чтобы немного разрядить атмосферу в доме! И он пошел попросить Шарлотту приготовить чай (от кофе пани Мандёускова отказалась, и так, мол, совсем не спит из-за Ивонны).
— Вы — наша последняя надежда, пан профессор, — сцепила руки Мандёускова, подробно рассказав о сумасбродной выходке Ивонны. — Они все в классе так вас уважали, ну и Ивонна, конечно...
— Боюсь, в данной ситуации это мало поможет...
Шарлотта внесла поднос с чашками. Крчма с некоторой опаской поглядывал на неприступное, все еще трагическое выражение ее лица; его гости часто бывают источником беспокойства, реакциями жены управляет ее психическое состояние в каждый данный момент, они непредсказуемы. Шарлотта сосредоточенно, без улыбки, оглядела гостей, особенно женщину. Малопривлекательное лицо последней как бы немного успокоило ее; просьбу пани Мандёусковой подсесть к ним и помочь чутким женским советом в таком трудном положении Шарлотта довольно категорически отвергла. Крчма предпочел не уговаривать и дать ей уйти.
— Что вы нам посоветуете, пан профессор? — Мать Ивонны повернула к нему озабоченное, заплаканное лицо. — Может, искать ее через полицию?
Некоторое время Крчма разглядывал их; он сам корил себя за это, но что-то в их поведении вызывало у него ассоциации с образами Конделиков.
— Зачем же напрасно позорить себя и ее? Быть может, вы и ускорите возвращение Ивонны домой на день, зато потеряете куда больше в ее отношении к вам.
Крчма вдруг осознал, что, в сущности, признателен им за визит: правда, оторвали его от работы, но вместе с тем вывели из неестественного для него состояния обороны; ведь ему больше пристало атаковать, чем неуверенно защищаться.
— Значит, вы думаете, Ивонна вернется?
— Уверен. Она вернулась бы даже в том случае, если б ее американский партнер предложил ей брак: ей пришлось бы тогда выполнить здесь кое-какие формальности.
— Боже, что вы имеете в виду? — ужаснулась пани Мандёускова, ее испуганный взгляд блуждал, глаза увлажнились.— Наша дочь все-таки... Мне говорила золовка, что офицеров, которых Ивонна сопровождала на за-падночешских курортах, было достаточно много! — проговорила она, будто защищаясь.
— Но жениться на ней может только один, — заметил Крчма, сочувственно улыбаясь — он не мог заставить себя говорить более серьезно.
На лице Мандёусковой сменилась целая гамма чувств, которые отражали мысли, проносившиеся у нее в голове.
— Но такого... Ведь... даже если... Они не смогут венчаться в католической церкви, у них там бог знает какие церкви! А Ивонна — добрая католичка, и на конфирмации была...
— Ну, она свое получит, пусть только вернется! — Отец стиснул свой слабенький желтоватый кулак, но тут же и разжал его. — Свадьба в костеле — как бы не так! — Он иронически посмотрел на жену. — Я-то хорошо знаю, как бывает... Все я знаю!..
— Все знать — значит все прощать, — ответил Крчма чуть ли не с праведным выражением лица. — Хотя бы потому, что вы католики. Не хотелось бы мне читать вам проповедь но, коль уж вы пришли ко мне за советом... На вашем месте я бы постарался понять побуждения Ивонны: она выросла во времена протектората, потеряла, как и все ее сверстники, шесть лучших лет юности и теперь хочет как-то это наверстать. Удовлетворить любопытство...
— Вот видите, а ведь мы ей с малых лет вдалбливали в голову: не будь любопытной!
— Почему? Некоторые виды деятельности питаются именно любопытством. Чего бы без него добилась, к примеру, наука? И писателям без него не обойтись!
— Вы как будто на ее стороне, пан профессор. А еще иедагогом называетесь! Ведь у Ивонны дома было все, чего ни пожелаешь! — Пани Анежка с досадой отодвинула чашку с чаем. — А что следует и чего не следует делать, удовлетворяя свое любопытство, этому ее должна была научить школа! Целых восемь лет вы были для детей, что называется, наставником жизни! Если бы и школа выполнила свой долг, не было бы у нас теперь такого горького опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39