Мимо дома с грохотом и лязгом прошел бульдозер. Когда на улице стало тихо, бабушка Хотора вспомнила еще одну старинную песню:
И Хилма на камне у берега осталась сидеть одна.
Когда-то, еще в финской деревушке, Мирья слышала эту песню. Там тоже ее пели древние старушки, вспоминая годы далекой молодости. Странное дело — и здесь эту песню поют.
Хотора умолкла и принялась за жареную рыбу. Мирья попросила Ирину спеть что-нибудь новое, какую-нибудь современную карельскую песню.
Ирина начала тихо, потом запела в полный голос, самозабвенно:
Край прекрасный, край карельский...
Айно улыбнулась:
— Эту песню, мне помнится, я разучивала лет тридцать назад. Пой, Ирина, пой.
Потом Ирина спела о стремительной реке Кемь, через множество бурных порогов несущей свои воды к Белому морю. Видимо, Хотора когда-то знала слова песни: она тоже
временами подпевала. Когда Ирина кончила петь, Елена Петровна заметила:
Эта песня о моей родине. Слова ее написал Ялмари Виртанен, а музыку Иоусинен. И лет этой песне тоже за тридцать...
— Спойте что-нибудь посовременнее,— попросила Мирья.
Хотора запела:
Из гавани вышел фрегат, И скрылась в тумане земля-ля-ля-ля, И милый на скрипке играл На палубе корабля-я-ля-ля...
— Вот так современное! — улыбнулся Вейкко. Это была очень старинная песня.
Бабушка Хотора тут же отпарировала:
— Нынешняя молодежь наших песен и петь не умеет.
— Зато Хотора петь мастерица! — похвалила Ирина.
Польщенная ее словами Хотора стала во всеуслышание
восхвалять прежние времена:
— В старину-то мы пели что соловьи. Как выйдем на озеро сети ставить и, если погода тихая, как грянем песню, только по берегам эхо разносится, да...
Среди тайги дремучей Та розочка растет.
Хотора все песни пела, немного фальшивя, теперь же она пустила такого петуха, что Ирина поморщилась:
— Песня красивая, только трудная для исполнения.
— Тому, кто умеет, она нетрудная,— ответила бабушка и уверенно продолжала:
Вдали от бурь и от ветров...
Мирья не смогла сдержать улыбку и отвернулась. Вейкко тоже с трудом сдерживал смех. А Воронов и Елена Петровна, не обращая внимания на песни, давно уже препирались о своем. Воронов доказывал, что в каком-то здании напрасно принялись за внутреннюю отделку, надо было сперва соседний дом подвести под крышу. А Елена Петровна говорила, что все это чепуха — и так не хватает строительного леса и часть рабочих занята не в полную меру. Кроме того, зима на носу, и нужно хоть один дом закончить полностью.
— Или как товарищ секретарь парторганизации думает? — Елена Петровна обратилась к Вейкко.— Ты как
думаешь, что лучше — иметь десять домов, но без крыши или два, да под крышей?
— Что, что? — Вейкко не понял. И когда сообразил, что начальник и прораб опять обсуждают свои строительные дела, махнул рукой:—А ну вас, мы не на производственном совещании.
— Тоже мне— поморщилась Елена Петровна, обиженно прикусив губу, и сказала Воронову: — И почему это мы с тобой спорим? Люди вот легко живут. На работе о работе думают, а ушел с работы — все из головы долой.— Она с усмешкой посмотрела на Ларинена.
«Как такой сухарь может быть матерью? — вдруг подумал Вейкко.— Другие вот хоть песни поют. А она... только сметы да расходы».
И он подумал, что Мирье, наверно, скучно сидеть между Вороновым и Еленой Петровной, говорившими о непонятных для девушки вещах, да к тому же на языке, который Мирья почти еще не понимала.
— Садись-ка, Мирья, ко мне,— предложил он,— пусть начальство свое совещание проводит.
Мирья охотно пересела к Вейкко. Ей казалось странным и давно уже хотелось спросить у кого-нибудь, почему здесь, в Карелии, знают и поют те старинные финские песни, которые уже и в Финляндии почти забыли. Ведь Хил- мы и графы — это Финляндия. А почему они не поют своих песен, карельских? Странно! Она порывалась спросить у матери, но та говорила о каких-то делах. Может быть, Вейкко ответит.
— Скажи, а вот эти песни... Их здесь везде поют? Это же очень старые песни. А Хилмы и графы — это же Финляндия.
Вейкко задумался, потом сказал:
— Старые, говоришь, песни. Да. Видишь, новое и старое живут рядом. И песни живут. У нас есть автономная республика Дагестан. Республика небольшая, живет в ней более тридцати народов. У каждого свой язык, свои традиции. Выходят свои газеты, есть свои школы, литература. У каждого народа на своем языке. У нас... Есть и у нас свои песни...
Вейкко не закончил свою мысль, как Хотора снова запела:
Кукушка кукует над берегом Куйтто...
— Эта песня не о Куйтто, а об озере Сайма,— заметил Вейкко.— О своих берегах мы мало поем.
— А финский язык? — опять спросила Мирья.— Он же считается в Карелии государственным. А почему его так редко слышишь?
У бабушки Хоторы имелось свое мнение и на этот счет.
— Не в почете, доченька, был когда-то язык финский. Было такое время, было. Вот и слышишь его теперь не' часто.
Айно Андреевна укоризненно взглянула на Хотору:
— Ну что ты, Хотора. Те времена были, да сплыли. Молодежь даже не помнит их.
Вейкко пояснил Мирье:
— Было такое время. Что только в вину людям не ставили! А вопрос о языке намного сложнее. Ведь в Карелии идет такое большое строительство. Одними своими силами тут не справишься. И люди едут к нам. Ты же видишь, сколько у нас здесь национальностей. И конечно, больше русских. Даже в Хаукилахти. Не говоря уже о Юлюкоски...
— Как мне хочется побывать в Юлюкоски. Мама говорит, что там не просто стройка, там...
— Да, тебе, Мирья, надо съездить в Юлюкоски.— И Вейкко опять продолжал свое: —Что же касается языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112