Родзянко тотчас затребовал
свидетельства, собранные священным синодом и переданные Столыпину, который
на их основании и составил первый доклад.
На следующий день в Думу приехал товарищ-обер прокурора Даманский и
заявил, что имеет поручение получить обратно все дело о Распутине. "Я
выразил удивление такому требованию, - вспоминает Родзянко, - и сказал,
что раз состоялось высочайшее повеление по данному делу, то оно может быть
отменено только таким же путем - Высочайшим повелением или словесно
переданным через генерал-адьютанта или статс-секретаря, или письменным
повелением. Тогда Даманский, несколько волнуясь, путаясь и понизив голос,
стал мне объяснять, что.. это требует одно очень высокопоставленное лицо.
- Кто же это, Саблер? - спросил я.
- Нет, повыше, - махнув рукой, ответил Даманский.
- Да кто же? - сказал я, делая удивленное лицо.
Помявшись немного, Даманский отвечал:
- Императрица Александра Федоровна.
- В таком случае передайте Ее Величеству, что она такая же подданная
своего августейшего Супруга, как и я, и что мы оба обязаны в точности
исполнять Его повеления. А потому я Ее желания исполнить не могу".
Оставив бумаги у себя, Родзянко составил-таки доклад, но когда он
испросил у царя новую аудиенцию, чтобы предоставить доклад, ему было
отказано. Тем не менее председатель Думы отправил доклад царю. Император
читал его в Ливадии, где в то время находился Сазонов, министр иностранных
дел. Впоследствии Сазонов, беседовал с великим герцогом Гессенским
Эрнстом, братом государыни, который гостил в Крыму. Покачав головой,
великий герцог произнес: "Император святой и ангельской души человек, но
он не умеет справиться с женой".
Через два года после назначения его на пост премьер-министра Коковцов
был смещен. И снова в том был повинен Распутин. Назначая Коковцова
министром финансов, царь заявил: "Помните, Владимир Николаевич, что двери
этого кабинета всегда открыты для Вас по первому Вашему желанию". Когда
Коковцов передал царю текст выступления перед Думой о бюджете на 1907 год,
изучив его, император вернул текст, на котором было отпечатано: "Дай Бог,
чтобы новая Государственная Дума спокойно вникла в это прекрасное
изложение и оценила, какое улучшение достигнуто Нами в такой короткий срок
после ниспосланных Нам испытаний". Императрица поначалу тоже была
расположена к Коковцову. После назначения его на пост министра финансов,
она сказала: "Я хотела Вас видеть только для того, чтобы сказать Вам, что
Государь и Я, Мы просим Вас всегда быть с Нами совершенно откровенным и
говорить Нам правду, не опасаясь, что она иногда Нам будет неприятна.
Поверьте, что даже если это минутно неприятно, то потом Мы же будем
благодарны Вам за это".
Однако расположения Александры Федоровны и ее желания услышать правду
как не бывало после того, как газеты стали нападать на Распутина. Коковцов
понял, что произошло, и даже посочувствовал императрице.
"Я... видел очевидные знаки внимания со стороны самой Императрицы,
когда, несомненно с Ее ведома я был назначен Председателем Совета
Министров, а затем началась в самой острой форме кампания в Думе и в
печати против Распутина... Вместо того, чтобы приказать именем Государя,
Коковцов развивает теорию о том, что... нельзя получить в руки способов
укрощения печати. Но все резко изменилось разом после посещения меня
Распутиным и доклада моего о нем Государю. С этого дня следует считать мое
удаление неизбежным, хотя Государь оставался еще два года внешне прежним,
милостивым ко мне, - вспоминал Коковцов. - Императрица была глубоко
оскорблена тем шумом, который подняла Дума и печать вокруг Распутина и его
кажущейся близости ко Двору... На Ее верование в то, что каждому дано
искать помощи от Бога там, где он может ее найти, на Ее искание утешения в
величайшем горе - неизлечимой болезни Их Наследника, Их единственного сына
и продолжателя династии, на Их надежду найти исцеление в чуде, доступном
только Богу, совершенно, по Ее понятию, самое грубое нападение, и святость
Их домашнего очага сделались предметом пересуд в печати и думской трибуны...
Виноват более всех, конечно Председатель Совета Министров... Такой
Председатель не может более оставаться на месте; он более не Царский
слуга, а слуга всех, кому только угодно выдумывать небылицы на Царскую
власть и вмешиваться в домашнюю жизнь Царской семьи".
В отличии от императрицы, царь сохранил доброе отношение к премьеру.
Тем не менее 29 января (12 февраля) 1914 года фельдъегерь вручил ему
небольшой конверт. В нем находился следующий рескрипт:
"Царское Село. 29-го января 1914 года
Владимир Николаевич!
Не чувство неприязни, а давно и глубоко сознанная Мною необходимость
заставляет Меня высказывать Вам, что Мне нужно с Вами расстаться. Делаю
это в письменной форме потому, что, не волнуясь, как при разговоре, легче
подыскать правильные выражения.
Опыт последних лет вполне убедил Меня, что соединение в одном лице
должности Председателя Совета Министров с должностью Министра Финансов или
Министра Внутренних Дел неправильно и неудобно в такой стране как Россия.
Кроме того, быстрый ход внутренней жизни и поразительный подъем
экономических сил страны требуют самых решительных и серьезных мер, с чем
может справиться только свежий человек.
За последние два года Я, к сожалению, не во всем одобрял деятельность
финансового ведомства и сознаю, что дальше так продолжаться не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227