Факты у вас есть?— Достаточно, — рявкнул Паттерсон. — Я заключаю вас под арест, Маккриммон. Какое-нибудь укромное местечко для вашего заключения мы найдем. Когда мы вернемся в Британию, вас будут судить за убийство, предательство, объявят приговор и, вне всякого сомнения, расстреляют.— Это абсолютная чушь! — крикнул он, предпослав слову «чушь» несколько нецензурных выражений. — Я ничего такого не сделал, и вы не в состоянии доказать ничего.— А нам это и не понадобится делать, — сказал Маккиннон. — Ваш дружок — Симмонс, или Браун, или как там его зовут — уже давно заливается, как говорят американцы, как канарейка. Пытаясь спасти свою жизнь, он всю вину за содеянное пытается переложить на вас.— Негодяй!Маккриммон вскочил на ноги, оскалил зубы, правую руку он сунул за пазуху.— Не советую, — произнёс Паттерсон. — Что бы это ни было, не советую. Бежать вам некуда, Маккриммон, а боцман может убить вас одной рукой.— Давайте, что там у вас есть, — сказал Маккиннон и протянул руку.Маккриммон вытащил нож и положил на ладонь боцмана.— Победы вы не одержали. — Лицо у него одновременно было испуганным и наглым. — Смеётся тот, кто смеётся последним.— Может быть. — Маккиннон в задумчивости посмотрел на него. — Вам что-то известно, чего мы не знаем?— Может быть.— Как, например, наличие передатчика, спрятанного в радиорубке?Маккриммон бросился вперёд, встретился с кулаком боцмана и рухнул с перебитым носом на пол.Паттерсон посмотрел надлежащее тело и спросил Маккиннона:— Вы почувствовали хоть какое-нибудь удовлетворение?— Может, этого и не стоило делать... да, да, почувствовал.— Я тоже, — произнёс Паттерсон.
День перешел в вечер, затем наступила ночь, а немцев всё не было.«Сан-Андреас», восстановив прежнюю скорость, держал курс на Абердин.Стефан пришёл в сознание и, как и предсказывал доктор Синклер, ничего кроме небольшой головной боли не испытывал. Синклер провёл две небольшие операции, восстанавливая перебитый нос Маккриммону, — работа, весьма сложная для хирурга по пластическим операциям. Синклер таким хирургом не был.Лейтенант Ульбрихт, разложив перед собой на столе навигационную карту, в задумчивости почесал подбородок, а затем посмотрел на Маккиннона, сидевшего напротив него в капитанской каюте.— Пока что нам везло. Везло? Никогда не думал, что я буду говорить такое на борту британского корабля. Почему мы остались одни?— Потому что нам повезло, как вы только что выразились. Потому что поблизости у них нет свободной подводной лодки, а наш друг, который преследует нас по пятам, не решился сам снова заняться нами. Потом, мы по-прежнему держим курс на Абердин. Им известно, где мы находимся, и у них нет оснований полагать, что мы совсем не идем туда, куда нам следует идти. Они не знают, что произошло на судне. Средств таких у них нет.— Пожалуй, разумно. — Ульбрихт посмотрел на карту и постучал по зубам. — Если с нами ничего не произойдет ночью, значит, это произойдет завтра. Вот что я думаю. По крайней мере, чувствую.— Знаю.— Что вы знаете?— Завтра. Ваши земляки — не тупицы. Завтра мы будем проходить рядом с Шетлендскими островами. Наверняка у них возникнет подозрение, что мы собираемся зайти в Леруик или в другое подобное место. И будут действовать, исходя из этого предположения.— Пошлют самолёты? «Кондоры»?— Возможно.— А у Королевских Военно-воздушных сил там есть истребители?— Думаю, что да, хотя точно не знаю. Не был там многие годы.— В Люфтваффе, конечно, знают. Если там есть «харрикейны» или «спитфайеры», они не станут рисковать и посылать туда своих «кондоров».— Они могут послать их в сопровождении «мессершмитов», самолётов дальнего радиуса действия.— Ну, а если не пошлют самолёты, значит, в нас могут выпустить торпеду?— Меня это как-то мало волнует. Я думаю совершенно о другом.— Я тоже. Торпеда — это уж на крайний случай. Знаете, может, нет необходимости сворачивать на юг вокруг Брессау и вокруг Бардхеда. Мы можем воспользоваться северным путем. Мимо селения Мерифилд. Так, кажется, оно называется?— Я родился там.— Боже, какой же я идиот. Если мы повернем на север, то нас же наверняка собьют торпедой. Так ведь?— Да.— Если же мы будем идти прямо на юг мимо Брессау, они подумают, что мы придерживаемся курса на Абердин.— Можно только на это надеяться, лейтенант. Гарантии никто не даст. И сделать мы больше ничего не можем, — Совсем ничего?— Ну, кое-что можем. Спуститься вниз и пообедать.— Вполне возможно, это будет наш последний обед, да?Маккиннон скрестил пальцы, улыбнулся и ничего не сказал.За обедом, по вполне понятным причинам, все сидели с серьёзными лицами. Паттерсон был в необычайно печальном настроении.— Вы никогда не задумывались о том, боцман, что мы просто можем обогнать подводную, лодку? Совершенно не опасаясь, что взорвутся паровые котлы, мы можем выжимать скорость на два-три узла больше.— Задумывался, сэр. Уверен, это мы можем сделать. — В атмосфере чувствовалось напряжение. — Но я также уверен и в том, что немецкая подводная лодка сразу же заметит усиление оборотов наших двигателей. Ей останется только всплыть — тем самым она увеличит свою скорость — и разделаться с нами. Наверняка у неё на борту есть не менее дюжины торпед. Интересно, которая по счету попадет в нас?— Нам и одной достаточно. — Паттерсон вздохнул. — Когда люди в отчаянии, они делают отчаянные предложения. Могли бы сказать что-нибудь и подбадривающее, боцман.— После тяжелого труда, — сказал Джемисон, — бывает отдых. После шторма — порт. А нас, боцман, похоже, ничего хорошего не ждёт — ни отдых, ни безопасная гавань. Так, да?— Должно было бы быть, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89