Все стали кричать на судью Шевашена, чтобы тот отпустил арестованных
вчера сектантов, а покойник был и с подчиненными весьма спесив... Гаркнул
народу гадость, - в чиновников посыпался тухлый овощ, а кто-то выстрелил в
судью из самострела. Тут толпа оцепенела от ужаса и стала разбегаться, а
охранники, напротив, принялись ловить смутьянов.
- А что, господин Айцар так и сказал, что накормит всех в своем доме?
- полюбопытствовал Нан.
- Господин Айцар человек редкой добродетели! - заявил местный
секретарь, - всем известно, что он кормит народ три дня из семи, да и этот
раз ему только из-за спесивости прочих чиновников не удалось утихомирить
чернь!
- А какую должность занимает господин Айцар? - с чуть заметной
усмешкой полюбопытствовал инспектор.
- Гм... Кажется, сырной надзиратель в этой деревне... Дахтун... нет.
Алахтун!
Лицо столичного инспектора оставалось вполне бесстрастным. Сырной
инспектор. Чиновник низшего ранга с жалованьем в три шурра риса в год.
Неплохо живет господин сырной надзиратель, если может три дня из семи
кормить, как говорят, по шесть тысяч бездельников, а на праздники - и того
больше.
- Все это был хорошо поставленный спектакль, - продолжал господин
Бахадн, - всю охрану стянули к монастырю, беречь начальство, а в судебной
управе остался десяток стражников. В Иров день ворота в Верхнем Городе
открыты настежь, перепись входящих не ведут.
Перед часом Липы близ управы остановилась балаганная повозка, и на
ней обсыпанные хари стали представлять "Драму о козлоножке". Набилась
публика, охранники, забыв о долге, тоже пришли посмотреть лицедеев. Вдруг
с повозки засвистали, актеры поспрыгивали с ходуль, зрители схватились за
спрятанные ножи и кинулись на охранников. В ту же минуту несколько лодок
причалило у канала с задней стороны управы. Разбойники прикончили
зазевавшуюся стражу, похватали ключи, сбили замки, выпустили из камер
всех, кто мог ходить, погрузили тех, кто сам уже идти не мог, на свою
повозку и смылись из города.
- Обратите внимание, господин инспектор, - проговорил Бахадн, - что
сигнал к похищению арестованных был дан ровно в час Липы, каковой
называется в священных книгах мятежников часом Конца и служит у них лучшим
временем для совершения храбрых дел.
Инспектор кивнул, и, помолчав, спросил:
- Странно, не правда ли, если главной целью Кархтара было освободить
арестованных товарищей, то зачем убивать вашего начальника, господина
Шевашена.
- Ах, сударь, - возразил судебный чиновник, - неужели люди в толпе
спрашивают "зачем" и "почему"?
- Но ведь судью убили не камнем, а заранее припасенным самострелом, -
возразил Нан, - вот из этого-то и следует, что убийство было намеренным.
Ведь никто не будет таскать самострел просто так, рискуя за это на два
года отправиться в исправительные деревни!
И, помолчав, добавил:
- Двадцать человек стояли на балконе, - неужели никто не заметил
нацеленного оружия?
- Разбойники очень ловки в обращении с утварью для убийства.
- Но не настолько же, чтобы на глазах у всех стрелять незамеченными?
А не могли они выстрелить из рукавного самострела?
Господин Бахадн покачал головой.
- Это, конечно, объяснило бы, отчего никто не видел стрелявшего. Но
даже лучший рукавный самострел бьет не больше, чем на десять шагов, а
народ стоял шагах в сорока, и внизу.
- Стало быть, - подытожил инспектор, - если судью убили все-таки из
рукавного самострела, то это сделал не народ, а кто-нибудь из стоявших
рядом чиновников?
Бахадну даже икнулось.
- А о чем говорили между собой гости, перед тем, как выйти к народу?
- спросил инспектор.
Бахадн робко удивился: какое отношение разговор чиновников может
иметь к народному бунту?
- Так о чем говорили гости? - повторил столичный инспектор.
Бахадн вздохнул. То-то и оно, о чем говорили!
Иров день - проклятый день, и Иров монастырь - проклятое место.
Конечно, как зерно не хранится в государственных амбарах без отдушин, так
народ не соблюсти без карнавальных дней. Но то, что в мирные годы -
отдушина для воздуха, в скверные - лаз для грабителя.
И в этом году то всеобщее беспокойство, которое охватило провинцию к
Ирову дню, не сводилось без остатка к гнусным серым листкам...
Все большие боги Веи изготовлены руками людей и утверждены
государством - один Ир, как говорят, нерукотворен. Все праздники регулярны
- один Ир появляется, когда вздумает. Это, если подумать, ужас что бы было
с миром, если бы Солнце вздумало вертеться вокруг мира по собственному
желанию, или если бы цветы распускались не тогда, когда император отдает
указ о начале весны, а то зимой, то осенью, то когда им вздумается!
Все это, впрочем, придирки. Если есть боги с тысячью рук и ног -
почему бы не быть одному безглазому и безрукому. Если есть две луны на
небе, то почему бы не появляться одной время от времени на земле? Ира так
еще и называют - Лунный Брат. Говорят, он и в самом деле растет не как,
скажем, тыква, которая увеличивается в объеме, а как луна, которая объемом
высветляется. Сначала в главной целле желтого монастыря зависает золотая
корочка, а потом начинает крепнуть, словно озаряется высшим небесным
светом, и через месяц становится круглым белесым шаром величиной с персик.
А иные рассказывают и вовсе неведомщину с подливой: что, мол, одному
Ир представляется кувшином с молоком - если ты охотник до молока, а
другому в тот же самый момент черепахой или ящерицей, и что если бы кошка,
глядящая на Ира, могла говорить, она бы сказала, что Ир - это мышь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13