А народ... а народ, как всегда, видит в
столичном чиновнике неподкупного заступника и колдуна, - вон даже
мятежники его не тронули! Небось местному чиновнику разбойник, не
раздумывая, свернул бы шею и еще хвастался потом.
Но в целом растерянность разбойника вышла куда кстати. Подумать
только, - забраться в охраняемый дом за книгой Нарая и в конце концов
только привлечь к ней внимание... Поистине: справедливость не бывает
случайна, но случайность бывает справедлива.
Тут надобно отвлечься и пояснить, что такое араван. В каждой
провинции империи две главы, араван и наместник, и об их отношениях
замечательно сказано в "Наставлениях сыну", писанных в XIV веке
императором Веспшанкой: "Пусть араван занимается делом наместника, а
наместник занимается делом аравана. Тогда в провинции царит раздор, а в
столице - спокойствие. Тогда из провинции спешат доносы, а в столице
растет осведомленность. Тогда в провинции невозможны нововведения, и
делами ее правит столица. Когда же доносы прекращаются, араван и наместник
подлежат смене, ибо ничто так не угрожает полноте императорской власти,
как единство ее чиновников".
Господин Бахадн, секретарь убитого городского судьи, состоял в партии
наместника Вашхога.
Он рассказывал о том, что творилось в провинции и чувствовал себя
дураком, умалчивая о вещах, которые инспектор не изложит в докладе на
высочайшее имя только, если тоже примет сторону наместника... И даже тогда
потребует за молчание столько золота, сколько Бахадн не получит за всю
свою жизнь... Недаром говорят: "Каждый хвост на шапке чиновника - лишний
знак в величине взятки".
О да, несколько месяцев назад на провинцию напали горцы. Но господин
наместник одержал блестящую победу над частью варваров, а другую часть
принудил к союзу. И сейчас мирной князь Маанари стоит лагерем под
Харайном, - дожидается, пока из столицы придет подтверждение союзу.
- Да, у меня есть полномочия на переговоры с горцами, - кивнул
господин Нан.
Но приходилось говорить и о растущем поголовье нищих, и о пустых
деревнях, и об уважении народа к расплодившимся дурачкам, и о молнии,
ударившей в храм бога Линна, и о двухголовом жеребенке, родившемся в
деревне Иттинь, и о многом другом, что свидетельствовало о неблагополучии
в провинции. Бахадн говорил красноречиво, благо был отчасти писателем. Он
тщательно следил, чтобы ни одна жалоба на современное падение нравов не
осталась без говорящей о том же старинной цитаты, - лучший способ
подтвердить и образованность и лояльность.
Жаловался Бахадн и на засилье богачей, но умеренно, ибо господин
Айцар, дядя наместника, был самым богатым человеком провинции. Собственно,
не Айцар был дядей наместника, а наместник был племянником Айцара.
Потом г-н Бахадн заговорил о слухах, расползавшихся по городу по мере
приближения Ирова дня, и о пророчествах на плохой серой бумаге, в стиле
столь же безвкусном, что и подделка под Иршахчанов камень в саду.
Столичный инспектор слушал, нахмурившись. Слова судейского секретаря
были затасканы от долгого употребления, и это счастливое обстоятельство
мешало провинциальному чиновнику замечать их истинность. Он изъяснялся
исключительно в нелюбви к беспорядкам, а выходило, будто возмущений и
убийств в Харайне ждали. Ждали и ничего не предпринимали, пока не стало
поздно.
Сама история бунта в изложении секретаря Бахадна сводилась к
следующему: накануне Ирова дня, вернувшись из похода на варваров и узнав о
волнениях в городе, наместник отдал судье приказ об аресте всех смутьянов.
Большинство было арестовано, некоторые бежали. Кто их предупредил -
неизвестно, но за два часа до начала арестов к Кархтару приходил человек
из управы аравана Нарая.
В Иров день с самого утра в городе было неспокойно: не беспокойство
праздника, а беспокойство бунта, если в Иров день отличишь одно от
другого. У монастыря Ира, куда, по обычаю, пожаловали верховные чиновники
провинции, собралась недовольная толпа. Недовольная, потому что бесплатное
монастырское угощение вышло скудней, чем в прошлые годы, а почему оно
вышло скудней? Желтые монахи себе, что ли, лишнего взяли? Сама же
городская чернь и сожрала - с каждым годом в Харайне все больше охотников
на дармовщину. Где-то к часу Козы в толпе появился Кархтар и с ним еще
несколько лесных молодцов. Стража не осмеливалась приблизиться к ним.
Кархтар влез на бочку и стал говорить, что людям недодали угощения, что в
провинции творятся несправедливости, а власти арестовывают святых людей. В
конце концов толпа загорелась и закричала, что пойдет в монастырь и там
потребует у начальства свободы для святых людей и еды для себя.
Толпа явилась в монастырь и начала шуметь.
Первым на балкон вышел господин Айцар и чуть было не угомонил народ,
обещав накормить всех в своем доме в Нижнем Городе. Люди утихомирились -
но только не те, для кого нехватка еды была лишь предлогом. Тех вовсе даже
и не устраивал накормленный народ, потому что накормленный народ бунтует
плохо и редко. Кархтара подняли на руки, и он стал говорить, что народ
недоволен не тем, что ему не дают хлеба, а тем, что ему не дают
справедливости. Еды в монастыре не хватает, потому что ее раздавали весь
год нищим, но куда чиновники подевали запасы правды? Почему ее не давали
нищим?
- Никто не может насытить едой тех, кого обнесли справедливостью, -
сказал Кархтар, и хотя толпе была нужна именно еда, она как-то согласилась
с Кархтаром, увлеченная его голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13