Жорж.
Возле полуразрушенной стены Георг останавливается и садится на камень. Руди опускается рядом. Старое оливковое дерево распростерло над ними свои могучие ветви, словно руки. Георг закуривает и предлагает сигарету Руди. Тот качает головой. Прикрыв глаза, Георг начинает рассказывать. И Руди слушает. Он слушает страшный рассказ о жизни Георга.
2
Ра-та-та, ра-та-та, ра-та-та -стучат колеса поезда.
Над зелеными горами нависло небо. Ветер раскачивает высокие ели, и кажется, будто они своими острыми вершинами хотят разорвать низко ползущие облака. По окнам стучит дождь.
Ра-та-та, ра-та-та! - поезд идет на запад. Худой загорелый мальчик прижимает лоб к стеклу.
- Страсбург! - говорит хрупкая женщина, сидящая рядом со своим мужем в купе.
- Наконец-то! - восклицает мужчина и закуривает сигарету. Он подходит к окну и опускает его. В купе хлещет дождь.
- Альберт! Закрой, что ты!
- Хочу подышать свежим воздухом! Воздухом!
Женщина тоже встает, потягивается и подходит к окну.
Дождь бьет ей в лицо, но она смотрит на мужа и улыбается. От этого она сразу делается моложе своих сорока лет.
Мужчина закрывает окно:
- Ты все еще боишься?
- Теперь нет.
А поезд все стучит и стучит: ра-та-та! ра-та-та! Германия осталась позади. Поля, деревни, далекий лес - это Франция!
День подходит к концу. Перед самым закатом солнце еще раз выглядывает из-за туч. Ветер шумит за стеклом, а мальчик все не отходит от окна.
- Далеко еще до Испании?
- Послезавтра вечером будем в Саламанке.
За окнами ночь. Женщина склонила голову на плечо мужчины. Она не спит.
- Думаешь, тебе удастся восстановить свою практику?
- Не бойся, мы еще вернемся! Но сейчас нам нельзя было больше оставаться. Сама же знаешь: доктора Вагнера они арестовали прямо в постели. А ведь он даже не был членом партии.
Женщина встает и прикрывает пледом мальчика, лежащего на скамье.
Колеса все стучат и стучат: ра-та-та! ра-та-та!
Саламанка. Лето 1936 года. Словно лихорадочное дыхание проносится Жаркий ветер по улицам города. Толпы людей. Они кричат, размахивают руками. Ревут грузовики с орущими фашистами. Они пьяны, и в руках у них винтовки. Перед железнодорожным мостом через Тормес - баррикады. Тормес узок, как ручеек.
- Где же республиканская полиция?
Газетчики выкрикивают: "Марокко в огне!", "Франко! Франко!"
- Неужели и здесь теперь начинается? Альберт! Не прошло и двух лет! Скажи, скажи мне!
Мужчина обнимает маленькую женщину, целует ее и говорит:
- Не плачь! Все это пройдет, как чудовищное наваж дение. Это должно кончиться, и я вернусь.
- Ты уезжаешь?
- Да, я нужен там...
- А мне ты не нужен? А мальчику, нашему сыну?
Мужчина вытирает ей слезы.
- Нет, вам нельзя здесь оставаться, - говорит он. - Поезжайте в Мадрид. Вот тебе адрес. Мадрид выстоит.
- И ты все знал, Альберт? Почему же ты ничего не сказал мне?
- Вот ты опять дрожишь, Ганна. Видишь ли, этого я больше всего и боялся. Боялся твоего страха.
В комнату входит мальчик. Он говорит:
- Казармы горят! - Он подходит к выключателю. - И тока нет! Неужели фашисты и сюда придут?
- Сегодня ты можешь не ходить в школу, Георг, но выходить из дома тебе тоже нельзя. Для детей это очень опасно.
- Мне уже шестнадцать лет, отец.
Отец улыбается:
- Ну, хорошо! Тогда оставайся за старшего в доме и не впускай сюда никого.
- Ты уходишь?
- Но я вернусь.
Мадрид - осажденная крепость. За Мансанаресом уже стоят вражеские пушки. Почти каждый день бомбежка. Тявкают зенитные орудия, свистят бомбы. Дома рушатся, засыпая жалкие переулки и кричащих людей. Это чужие самолеты бомбят город.
- Итальянос! Аллеманос! *
У немцев пикирующие бомбардировщики. Словно камни, они падают из облаков и воют, страшно воют. Крик ужаса поднимается над улицами.
Предместья изрыты окопами. Грохочут пушки, фашисты рвутся через реку. Женщины и дети дрожат. Неужели марокканцы прорвутся? Матери пугают детей: "Если ты не будешь спать, придет мавр и заберет тебя!"
Газетчики кричат: "Фашисты в Толедо! Франко в Саламанке!.."
* Итальянцы! Немцы! (исп.)
Маленькая женщина и вытянувшийся загорелый паренек с темными глазами работают в госпитале. Отец ушел врачом на фронт, в Интернациональную бригаду.
Бинты становятся твердыми от засохшей крови и гноя.
Георг уже многие месяцы не видит отца. Все время у него перед глазами кровь. Он слышит стоны раненых. Иногда его навещает мать, но она уже не плачет. Нет, она уже не дрожит. Но в волосах ее появились серебряные нити.
Ночью огромные прожектора выискивают в небе крохотные светлые точки, они не больше мухи. Орудия выплевывают огонь. Из облаков с ревом мчится что-то прямо к земле. Мгновение Георгу кажется, что вот-вот его раздавят. Вдруг делается светло как днем. Вспыхивает огромный костер, и Георг видит, как прямо посреди пламени, покачнувшись, рушится колокольня маленькой церкви. А в ней госпиталь. Раненые! Там его мать! У Георга темнеет в глазах, и он падает. Когда он снова встает, кругом уже все стихло. Тлеют балки разрушенной церкви. Георг ищет, но не может найти свою мать. Горою высится щебень над заваленными людьми.
Георг пишет отцу. Глаза парня блестят от жара и волнения. На голове окровавленный бинт. А в небе снова жужжат моторы фашистских самолетов. Неделю спустя приходит письмо от отца. Всего несколько строк, написанных на клочке бумаги. Письмо передал Георгу раненый поляк...
"8 ноября 1936 г.
Сынок мой! Война есть война... Вчера меня сильно ранило. Марокканцы пытались форсировать Мансанарес. Мы отбили атаку, но теперь я не смогу больше ходить. Мне очень хочется, чтобы ты был здоров. Ты должен быть здоров!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99