— Когда я должен ехать, Дон Винченте?
— Лишь только мы сообразим, как это осуществить. Я беру на себя все расходы, остальное — за тобой. Я знаю, у тебя нет личного опыта в качестве sicario. Но ты должен будешь разработать операцию, и, скажу прямо, дело это нелегкое. Такого хитроумного поручения тебе, наверное, еще не доводилось выполнять. Кобболд куда умнее Джентиле.
Джентиле, подумал Марк, он знает про Джентиле. Сидит здесь, в этой помойной яме, никуда не показывается, но знает все, что происходит. Его восхищение Доном Винченте росло.
— Кобболд неглуп, наверное, чует, что его ждет. Он живет в роскошном отеле и никуда не выходит без двух своих телохранителей. Я только что получил донесение о том, что там делается. Они спят у него в номере. Ждут у дверей, когда он сидит в сортире. Можешь нанять всех наемных убийц, какие найдутся на Кубе, но к нему тебе не пробраться. Я чуть не забыл сказать, что он большой приятель тамошнего начальника полиции.
— Тот, кто этим займется…
— Ты, — перебил его Дон Винченте.
— Должен взять его тогда, когда телохранителей рядом не будет.
— Верно. А когда же это может быть?
— Когда он с женщиной.
— Разве он интересуется дамами? — спросил Дон Винченте.
— Говорят.
— Хотя у него очень милая жена. Еврейка.
— Я не знал, что он женат, Дон Винченте.
— Он не говорит про нее и никому не показывает. Не хотелось бы вмешивать в это дело женщин, но раз нет выхода…
Дон Винченте славился своим пуританством, своей неприязнью к проституции; он скорее отказался бы от дохода, нежели разрешил непристойность во время представлений в своих бурлесках и кабаре. Женщины, даже если они и не из Сицилии, — это прежде всего матери.
— Может, и не придется, Дон Винченте. Может, эти телохранители и не все время крутятся возле него. Нужно посмотреть собственными глазами. Чтобы решить, как действовать, нужно поехать туда и день-другой понаблюдать за ним.
— После работы его никто никогда не видел без дамы, — сказал Дон Винченте. — И как это я не сообразил, что ему нельзя доверять?
* * *
— Какие женщины нравятся нашему другу Кобболду? — спросил Марк у своего помощника Ди Сантиса.
— Блондинки, — ответил Ди Сантис. — Холодные яркие блондинки. Как и каждому второму итальянцу.
— Постойте, разве вы сами не итальянец?
Ди Сантис только что окончил университет, где специализировался по экономике. Он обладал присущим родившимся в Америке итальянцам чувством юмора.
— Конечно, итальянец. Но я стараюсь подавлять в себе этнические пороки.
— А где можно отыскать таких белокурых красавиц?
— Везде. Их стало полно с тех пор, как телевидение погубило Голливуд и Калифорния потеряла свою привлекательность. Сейчас у нас с десяток бурлесков на Дуайт-стрит.
Так это и было. Их стиль и репертуар варьировались от «Фламинго», где по субботам можно было увидеть все тридцать две позиции из «Камасутры», а голые девицы разгуливали между столиками, готовые взобраться на колени к любому привлекательному мужчине и прижать его голову к своей груди, до «Баварского замка», где певица, главным достоинством которой был высокий мелодичный голос, раздевалась только до штанишек.
Линда Уотс, родом из Саут-Бенда, штат Индиана, была от природы серьезной девушкой, которая когда-то отлично справлялась с обязанностями секретарши, но имела несчастье занять первое место на городском конкурсе красоты. После чего она почувствовала потребность позировать журнальным фотографам, что в свою очередь привело к выступлениям в бурлеске. Ни петь, ни танцевать по-настоящему она не умела, но зато грациозно двигалась и обладала броской, хотя и недолговечной красотой.
После представления Марк зашел к ней в уборную. Когда-то «Баварский замок» принадлежал Дону Винченте, и несмотря на то, что он продал его вместе с прочими своими владениями на Дуайт-стрит, его имя все еще пользовалось там уважением.
— Линда, до меня дошли слухи, что дела у вас идут неважно. Хотите быстро заработать десять тысяч?
— Десять тысяч? А что я должна сделать? Ограбить банк?
У нее был неприятный смех. Он входил в арсенал средств, принятых на вооружение девицей, которая для самозащиты была вынуждена создать некую видимость искушенности и твердости духа. По этой же причине и в ее лице появилось что-то жесткое. Но зато она обладала тем, что никогда не утрачивает своей привлекательности в глазах южанина: голубыми глазами и плотно облегающим голову шлемом шелковистых светлых волос.
— Вам придется соблазнить моего приятеля.
— Подождите минутку. На жизнь я зарабатываю пением, в данный момент во всяком случае.
— Ваш ангажемент скоро кончается, верно?
— На следующей неделе. Я провалилась с небывалым за всю историю треском.
— Не нужно так умалять себя. Вы слишком хороши для этой помойки. — Он говорил искренне.
— Спасибо на добром слове, приятель. Мне оно очень кстати. Тем не менее, опять придется сесть на пособие по безработице. Какую сумму вы назвали?
— Десять тысяч.
— Я подумала, что ослышалась, А что с вашим другом? У него проказа?
— Насколько мне известно, с ним все в порядке.
— Мне рассказывали про нефтяного шейха, который, чтобы возбудиться, ломал курам ноги. Что-нибудь в этом духе?
— Мой друг — молод, хорош собой, обаятелен и богат. Вряд ли он охотник до извращений. Вам придется провести в его компании два-три дня, самое большее.
— И ночи, естественно.
— Возможно. Не знаю. Если он захочет, то да. А когда задание будет выполнено, вам придется все забыть.
После этих слов шутливость, которой Линда защищалась, как рукой сняло. Лицо ее стало задумчивым и умным, а внезапно набежавшие морщинки сделали его даже одухотворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104