Валентайн вошел в офис, пробираясь к ученому между столами и стопками папок на полу. Когда бородач встал из-за стола, чтобы пожать Валентайну руку, Волк заметил, что его брюки спущены.
— Ой, простите, — пробормотал он. Сказать, покраснел ли он, было невозможно из-за бороды. — Жарко здесь, знаете ли. Клянусь, что эта лампочка выделяет больше тепла, чем света, — добавил он, поднимая штаны на их обычное место.
— Дэвид Валентайн, Волк. Я из Миннесоты. Рад встрече, — сказал Валентайн, пожимая волосатую лапу.
— Дэвид Уокер О’Коннор. Я родом из Индианаполиса. Сбежал из дома в нежном возрасте тринадцати лет. Сюда привезли просто потому, что я знал о ситуации в Индиане, более-менее. Ну, я и остался. Я слышал, вы взяли Жнеца недалеко от Вининга около года назад. Что у вас теперь есть для нас?
— Мне с вами говорить? Это насчет ощущения, которое у меня появилось, когда Жнец был рядом. Пару недель назад. Кот по имени Эвереди посчитал, что это важно и я должен рассказать вам.
О’Коннор почесал подбородок под густой бородой в форме лопаты.
— Пойдемте-ка в подвал. Мне надо отдохнуть и выпить. Медовуху любите?
— Да, спасибо, было бы здорово. Я пробовал раз или два.
Ученый взял тетрадь и повел гостя прочь из джунглей душного офиса. Они спустились в подвал. В основании лестницы была дверь с решетчатым окном, как в ломбарде. О’Коннор вытащил связку ключей и выбрал один. Дверь открылась, скрипнув на ржавых петлях.
Щелкнув выключателем, О’Коннор включил единственную лампочку. Ее жалкие сорок ватт почти не разогнали мрак и никак не помогли избежать мускусного запаха, исходящего от кип одежды, сундуков, разнообразных коробок и ящиков, наполненных артефактами.
— Многое из этого хлам, но все вместе помогает разобраться, — важно начал толстяк.
Что-то шевельнулось в тени, пластинчатая кожа, нечеловеческие глаза, смотрящие на них с морды горгульи. Валентайн дернулся и потянулся к отсутствующему оружию.
О’Коннор положил ладонь на его плечо.
— Спокойно, Валентайн. Это Гришнак. Как видишь, он грог. Его нашли после сражения, был очень тяжело ранен. Мы его зашили, кормили. Он вроде нашего талисмана. Он терпит все наши маленькие эксперименты, правда, Гриш? — спросил он, нежно пихнув существо.
Грог наклонил голову, прикрыв глаза.
— Он говорит? — спросил Валентайн, погладив твердую, как рог, кожу.
— Обходится парой осмысленных ворчаний. Он вроде поджигателя — с ним нельзя оставить спички или фонарь. Обожает смотреть, как что-нибудь горит. Насколько мы знаем, им всем нравится. Питается объедками. Думает, что кукурузные кочерыжки — это деликатес. И картофельные очистки тоже любит. Хочешь медовухи, Гриш?
Валентайн смотрел на полдюжины плохо залеченных пулевых ранений на ноге существа и внизу его живота. Длинный ножевой шрам тянулся через плечо к груди. Грог высунул язык.
— Гриш любит медовуху. Давай присядем.
Валентайн прислушивался к легким шорохам пустого здания.
— В институте есть кто-нибудь еще, кроме вас?
Ящик, полный льда, стоял рядом с раковиной, а карточный столик — под явно недостаточно яркой лампой. На полках было несколько тарелок и чашек.
О’Коннор вытащил три бутылки из поцарапанного пластикового ящика, стоящего на леднике.
— Есть еще один товарищ вроде меня, исследователь, у него рабочие часы еще страннее. Еще есть пара желающих стать студентами, но им надо зарабатывать на жизнь, так что они целыми днями работают.
Грог вытянул обе руки за сладким напитком и побрел в темноту со своей чашкой.
— Ну и хорошо. Он свинячит, когда из чашки пьет.
Я думаю, Гришнак довольно глуп, даже для грога.
У них есть язык, хотя и нет письменности. Они посылают нечто вроде рунических камней в полых костях, когда надо общаться на расстоянии. А бусинки в их волосах — что-то типа военного украшения. Или семейные талисманы. Но вернемся к институту. Наш старший сейчас рядом с Домом в Горе. Не знаю, слышал ли ты, но пять или шесть Жнецов бегают на свободе на севере, почти рядом со Свободной Территорией, и это, вообще-то, проблема. Они передвигаются быстрее, чем слухи о них, и каждый раз, когда кажется, что их загнали в угол, они исчезают. Да и погода там, на севере, плохая. Это еще больше все осложняет.
Он торжественно открыл свою тетрадь и лизнул кончик карандаша.
— О’кей, Валентайн, я тебя слушаю.
Валентайн рассказал о том, что произошло при переправе через Миссисипи, во второй раз за два дня.
О’Коннор записывал.
— А ты можешь сравнить это ощущение с чем-нибудь, что слышал, видел или чувствовал прежде?
— Я думаю, это можно сравнить с… дайте подумать… ощущение, как когда ты рядом с окном очень холодной зимой. Как будто из твоего тела вытягивают тепло. Или с тем, что я чувствовал однажды, пройдя под линией высоковольтных передач в темноте. Я знал, надо мной было нечто, но не мог сказать что. Как можно описать ощущение тому, кто этого никогда не испытывал?
— Я не смог бы. Ты чувствовал запах Жнеца? С тех пор как стал Волком?
Валентайн кивнул, наслаждаясь легкой сладостью напитка.
— Да, очень близко. Эвереди провел нам импровизированное вскрытие одного из них, до того как мы вышли из Язу. Он вонял, как куча требухи.
О’Коннор на минуту задумался. Он откинулся на стальном стуле, который скрипнул под его весом.
— Была пара случаев, как у тебя. Не только с Волками. Есть люди, чувствующие капюшонников. Многие животные их чуют. Мы думаем, это из-за запаха, но мы видели слишком много странного за последние сорок лет, чтобы игнорировать что бы то ни было, даже экстрасенсорные способности. Если это будет повторяться, постарайся определить, на каком расстоянии ты его чуешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110