Крупный мужчина в коричневом, простом до бесформенности костюме вышел на сцену. Он поаплодировал гипнотизеру, который удалился со сцены, беспрестанно кланяясь.
Валентайн с интересом рассматривал волосы человека, аккуратно уложенные так, чтобы напоминать львиную гриву.
— Спасибо, спасибо, мы все благодарим восхитительного доктора Тик-Така, — сказал он высоким, звучным голосом.
— Это епископ Новой Универсальной Церкви, Дэвид из Мадисона, — шепотом объяснил мистер Карлсон, наклонившись к Валентайну через своих двух дочерей.
Епископ выступил на подиум на малой сцене в конце прохода и взял в руки микрофон.
— Спасибо вам всем за то, что пришли в такой дождь, — сказал он, смотря на разносящие его голос динамики, установленные высоко на опорных стойках палатки.
— Сбор Урожая — это всегда важное, серьезное событие. У нас гораздо веселее в Зимний Пир или в Весенний Фестиваль, но я знаю, что всех заботит предстоящий труд. Ну что ж, сегодня у нас в гостях человек, знающий немало о тяжелой работе. Он приехал к нам из южных прерий. Пожалуйста, поприветствуйте старшего управляющего сельским хозяйством Джима «Мидаса» Туша. Из самого Блумингтона!
На сцене появился мужчина среднего возраста, со впалыми щеками, одетый в красный спортивный костюм. Редеющие волосы были аккуратно зачесаны назад и прилизаны маслянистой жидкостью, которая придавала им рыжеватый оттенок. Ноги обуты в белые брезентовые тенниски.
Он взял микрофон из рук епископа и помахал публике рукой. Человек выглядел не по возрасту энергичным.
— Вы все меня видите? — спросил он, сделав оборот на все 360 градусов. — Знаю, меня сложно не заметить в этом. Видите ли, у нас у всех свои цвета в Южном Иллинойсе. Красный для сельскохозяйственных работников, желтый для разнорабочих, голубой для администраторов и охраны и так далее. А в Чикаго можно носить все, что угодно. Я имею в виду вообще все, что взбредет в голову. Там все сойдет. Кто-нибудь бывал в Зоопарке? Тогда вы знаете, о чем я.
Пара выкриков раздалась из зала, в основном, как заметил Валентайн, от патрульных.
— Ой, — продолжил Туш, — я и забыл, что у нас здесь дети.
Валентайн вопросительно посмотрел на Молли.
Она пожала плечами. Молодой Волк вдруг заметил, как чудесно она выглядит, со светлыми зачесанными назад мокрыми волосами. Это подчеркивало черты ее лица и упругую, светящуюся кожу здоровой молодой женщины.
— Ну ничего. Я уверен, вы гадаете, что это за тип? Что он мне может показать, кроме того, во что одеваться? Ну, кто так думает? Ну-ка давайте увидим ваши руки!
Несколько рук поднялось.
— Я уверен, вы думаете: сколько он собирается говорить? Ну-ка покажите!
Довольно много рук поднялось на этот раз. Майор Фленаган с улыбкой тоже поднял руку, и Карлсоны последовали примеру.
— Ну, наконец-то честно. Ну ладно, раз уж вы были со мной честными, я тоже буду с вами откровенен. Я никто, и, чтобы доказать вам, насколько я никто, я расскажу вам о себе.
Я родился в жуткой дыре, в Иллинойсе. Ну, скорее, в южной жуткой дыре. Как раз свернуть с дороги у Поданка, и как раз рядом с Джерквотер. Маленький городок. Типичный, ничего никогда не происходит. Я вырос быстрым и крепким. Сейчас ни за что не скажешь, но у меня были довольно крепкие плечи. Так что я оказался в патрульных. А патрули в Южном Иллинойсе, это, скажу я вам, нечто.
У меня не было машины. У меня не было даже лошади. У меня был велосипед. У меня даже не было резиновых шин, я ездил на голых ободах. В основном я падал. Каждый день. Сейчас там немного получше, но тогда, в тридцатых, у нас не было никакого оборудования. Зимой я ходил по маршруту пешком. А еще нам тогда не платили, только паек давали, так что я даже подумать не мог о лошади.
Я провел десять долгих, никчемных лет, разъезжая на этом велосипеде. С фермы на ферму, проверяя, как идут дела. Я разносил почту. Я относил пироги и жаркое соседям. «Ну, раз уж ты туда идешь», — говорили они всегда, нагружая меня поручениями.
Мне было скучно, и тогда я стал читать. Мне было любопытно, как там жилось, в старом мире, в старые, добрые времена, как говорили люди. И здесь это тоже так называют, да?
Несколько утвердительных восклицаний утонули в тишине зала.
— Мне было одиноко в патруле, а когда тебе одиноко, нужны друзья. И когда я находил скрытый курятник, или хлев на чьей-нибудь ферме, и они говорили: будь другом, забудь, что ты видел, и мы дадим тебе пару яиц, когда зайдешь в следующий раз, а я так и делал. Ведь все хотят быть друзьями. На другой ферме у меня тоже был друг, а иногда и ветчина, еще на одной — жареные цыплята, вниз по дороге — бутылочка молока, мешок зерна. У меня были сотни друзей. И я очень неплохо питался. Я это хорошо организовал.
Человек в красном шагал взад и вперед, с микрофоном в одной руке, шнуром от него — в другой, его сжатый кулак был нацелен то на одну часть зала, то на другую.
— В конце концов, меня поймали. Как я уже говорил, я никто. И не особенно умен. Однажды мой лейтенант заметил, как я ехал по дороге и кусок ветчины болтался у меня на руле, а корзина с яйцами была привязана сзади. Думаю у меня еще была индюшачья нога в кобуре. Не помню точно.
Ну, ребята, думаю, что умер тысячу раз, пока лейтенант шел ко мне. Я сделал ошибку, попросил его быть другом, сказал, что отдам ему все, что собирал с ферм. Он на это не купился.
Итак, через шесть часов после того, как он меня увидел на дороге, я сидел на железнодорожном вокзале Блумингтона, ждал последней поездки в Чикаго. Меня отправляли в Петлю. Я был очень, очень одинок. Все мои друзья со всех этих ферм не пришли, чтобы спасти меня или разделить мою судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110