– Да, да, – ответила я и, промчавшись мимо нее, захлопнула за собой дверь.
Я бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку, которая тут же стала мокрой от слез. Я плакала и плакала, пока слезы не иссякли. Вздохнув, я медленно поднялась и села. Я провела пальцами по золотым часам, подаренным мамой и папой. Мое сердце болело от тоски по ним.
Побежденная и опустошенная, я поднялась и начала переодеваться ко сну. Все больше сон становился для меня убежищем. Мне становилось страшно, когда я осознавала, как жду этой возможности закрыть глаза и на время уйти из этого, ставшего таким мрачным и безрадостным, мира. Я хотела спать все дольше и дольше, пока… Я бы хотела заснуть навсегда, думала я.
Я умылась и надела фланелевую пижаму, ту которую купила мне мама. Я не могла преодолеть дрожь, и даже, когда завернулась в одеяло, дрожала так сильно, что стучали зубы. Я старалась крепко сомкнуть веки в надежде заснуть глубоким сном, но вдруг я услышала легкий стук в дверь. Сначала я решила, что мне показалось, но стук повторился.
– Кто там? – тихо спросила я.
Дверь открылась, и вошел дядя Филип, тихо закрыв за собой дверь. Он был в пижаме. В слабом свете ночника я увидела его улыбку.
– Что еще, дядя Филип?
Он подошел прямо к моей кровати и сел рядом со мной.
– Я не хотел, чтобы ты легла такой несчастной, – сказал он. Он легонько провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем взял мою руку. – Бетти Энн временами бывает очень строгой. Она совсем не хочет этого, все это из-за ее нервного состояния, – объяснил он.
– Нет у нее никакого нервного состояния, – резко бросила я, вырывая руку. Я устала слушать оправдания. – Она просто придирается.
– Нет, нет, она просто напугана, – настаивал он.
– Напугана? Кем? Мной? – Я засмеялась. – Она делает то, что ей хочется, и неважно, что я говорю. Она издевается над Джефферсоном, уволила миссис Бостон, установила свои законы и настаивает, чтобы мы ходили по струнке, – выпалила я.
– Она боится заботы и ответственности за молодую девушку, – сказал он.
– Почему? У нее же есть Мелани, не так ли?
– Да, но Мелани еще ребенок. А ты – цветущая молодая женщина, которая уже ясно ощущает женские потребности и желания, – мягко добавил он, прищурив глаза. Дядя Филип нервно облизнул губы. – Ты можешь рассказать мне правду. Ты встречалась с кем-нибудь сегодня вечером? – мягко спросил он.
– Нет. Я ходила погулять. Это помогает мне думать, – сказала я.
Я не посмела рассказать ему, что ходила на кладбище. Дядя Филип мог легко догадаться, что я была там и в ту ночь, когда он был у могилы моей мамы.
Он еще шире улыбнулся.
– Я верю тебе, – кивнул дядя Филип. Затем он стал очень серьезным. – Но эти чувства и желания могут сильно смутить молодое создание, что временами он или она могут решить, что сходят с ума. – Он прижал руки к груди и закрыл глаза. – Эти чувства скручивают и мучают тебя изнутри, заставляя тебя чувствовать, что ты можешь взорваться, если не дать им выхода. Ты хочешь дотронуться до чего-то, почувствовать, прижаться к чему-нибудь тому… тому, что успокоит тебя. Я прав? Это то, что происходит с тобой?
– Нет, дядя Филип.
Когда он говорил, его глаза были большими, и их блеск пугал меня.
– Я знаю, – он снова улыбнулся, – тебе немного неудобно рассказывать мне такие вещи. Это то, что лучше обсудить с мамой. Но увы, – произнес он, вздохнув, – твоей мамы нет, а Бетти Энн… Ну, Бетти Энн не тот человек, который поймет такие рассуждения. Я понимаю твою потребность довериться кому-нибудь, тому, кто будет о тебе заботиться. Я пришел сюда предложить тебе свою помощь. Я хочу помочь тебе, – быстро сказал он. – О, я знаю, я не могу заменить тебе твою маму и даже не буду пытаться, но ты можешь доверять мне, Кристи. Я буду надежно хранить твои секреты в своем сердце.
– У меня нет секретов, дядя Филип.
– Но я не имею в виду конкретные секреты. Я – о чувствах, – сказал он. – Поэтому ты так хотела получить эту книгу от тети Ферн, так? Ты хочешь узнать об этих вещах, и это всего лишь естественное желание. Ты в таком возрасте. Зачем тебе путаться в этом, не понимая того, что происходит между мужчиной и женщиной, только потому, что твоей мамы больше нет рядом и она не может тебе все объяснить? Ну, – продолжал он, снова улыбаясь, – зато я здесь. Я могу тебе помочь, ответить на вопросы, объяснить ощущения?
Я замотала головой. Я не знала, что ответить. Какие вопросы он ожидает от меня услышать? Мое колебание его не разочаровало.
– Я понимаю, – продолжал он, – что тебе трудно обратить свои чувства в слова. То же было и со мной, и с твоей мамой. Когда я впервые встретил ее, она была не старше тебя сейчас, и мне было примерно столько же, ты знаешь. Тогда мы доверяли друг другу, – шептал он. – Мы открыли друг другу наши сокровенные мысли и чувства. Мы доверяли друг другу. Если она доверяла мне, то и ты, конечно, можешь.
Он положил свою правую ладонь мне на живот и медленно и плавно провел ею вверх на несколько дюймов. Я вздрогнула от его прикосновения, но это его не остановило. Он, казалось, не замечал, что я его боюсь.
– Знаешь, я был первым юношей, первым мужчиной, дотронувшимся до нее вот здесь, – сказал он, передвигая ладонь выше, к моей груди.
Мое сердце забилось так сильно, что, казалось, оно может пробить его кисть. Я затаила дыхание, не в состоянии поверить в происходящее.
– Я помог ее чувствам выйти, я помог ей понять. Я могу сделать это и для тебя. Тебе не нужно доставать книги и тайно их читать в своей комнате, чтобы узнать обо всем. Просто спроси меня обо всем, о чем захочешь… обо всем, – спокойно говорил он.
Я не могла пошевелиться, я не могла произнести ни звука, я не могла глотнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118