Они практиковали такого рода семейные отношения уже не один десяток лет. Она жила в Лондоне, а он в Токио. Тем не менее, они не расходились. Один раз в два или три года они ездили друг к другу и жили вместе три месяца. Затем каждый возвращался к своей жизни. Это была весьма редкая форма брака, которую я даже вообразить не могла, но его жена держалась совершенно естественно, и они производили впечатление семейной пары, которая постоянно живет вместе. У них были вполне непринужденные отношения. Вечерами муж стучал у себя на втором этаже на пишущей машинке, а она, вооружившись ручкой, писала в своей комнате этажом ниже за письменным столом.
Во время еды они вели себя совершенно непринужденно, как подобает супружеской паре средних лет, где друг друга понимают с полуслова. Глядя на них, я о многом задумывалась. Похоже, и такой брак имеет право на существование. Это была очень любопытная чета.
В первой части я уже упоминала о господах Тилт-манне и Фудзивара Ёсиэ, которые до конца своих дней жили в Императорском отеле. Когда я несколько лет назад была в Японии, то меня и Хаяси Кэнъи-ти пригласили в Императорский отель. Генри Сима-ноути угостил нас бифштексом по-шаляпински. Тогда Кэн сказал: «Пойдем навестим Тилтманна, раз мы здесь».
Мы боялись, что он может нас не узнать, но он, оказывается, все помнил. Он достал осторожно пожалованный ему императором орден и показал нам. Было немного грустно видеть, как молодцевато выглядевший до войны мужчина превратился в полуслепого, крайне немощного старика. Ему тогда исполнилось девяносто лет.
Однако вернемся в послевоенный Токио. Однажды я как переводчица сопровождала супругов Тилтманн в район Цукидзи, где их пригласил в ресторан «Юкимура» один издатель. Я слышала, что ресторан переехал и теперь, существенно расширившись, располагается напротив театра «Тэйгэки».
Кроме того, его оками-сан должна быть такой лее деятельной и преуспевающей, как прежде. Я давно мечтала повидаться с ней. Хотя я постоянно собиралась посетить ресторан, дни мои были так заполнены, что мне никак не удавалось направить свои стопы в районы Цукидзи, Кобикитё, Гиндзы и другие хорошо знакомые кварталы. Поэтому я несказанно обрадовалась, что мы получили приглашение в «Юкимура». Когда к нам вышла оками-сан, мы обе расплакались, ведь было так чудесно видеть друг друга живыми и невредимыми. Окалш-сан выглядела, как и всегда, молодой, красивой и крепкой. Ее заведение значительно расширилось, превратившись в по-настоящему изысканный ресторан. Все, отличающиеся, подобно Тилтманну, утонченным вкусом, любили здесь бывать, и тем, кого пленяла японская простота, здесь очень нравилось.
Я встретила там много старых знакомых лиц, но были и новые, мне неведомые. Похоже, в город понемногу возвращались из деревни гейши.
Мы хватали друг друга за руки, радуясь встрече после долгой разлуки. Были здесь и мои старые приятельницы.
— У нас теперь так много американских гостей… и нам часто не хватало тебя, — сказала через некоторое время окалш-сан. — Если бы ты могла вернуться в Симбаси в качестве переводчицы, то оказала бы нам неоценимую услугу.
— Союз гейш ее непременно возьмет на работу, — обратилась она к супругам Тилтманн и тому, кто пригласил нас, а я все это перевела им.
— Для нас она также незаменимый помощник, но я вижу, что и союз гейш в ней настоятельно нуждается, — сказала с сожалением госпожа Тилтманн.
Окалш-сан из «Юкимура», глава союза гейш Симбаси, чайное заведение «Кикумура», гейша Яэтиё и другие дружно просили за меня, и оками-сан еще раз поговорила с супругами Тилтманн. Таким образом, я снова вернулась в Симбаси.
Хотя мое имя осталось прежним, Кихару, но возвращалась я в качестве переводчицы. Я спешно отправилась в деревню, чтобы забрать свои два или три кимоно и оби, которые удалось спасти от огня, моментально вернулась назад и перебралась в «Юкимура», где мне отвели небольшую, уютную комнатку рядом с покоями оками-сан. Для меня оказалось большим подспорьем, что она позаботилась также о поддевочных кимоно, таби, плетеных шнурах для оби и других мелочах гардероба. В тот день, когда можно было, наконец, отпраздновать мое возвращение, поздравить меня пришел лично господин Тилтманн. Он преподнес мне чудесную сумочку к кимоно, а его жена подарила мне европейский складной зонтик. Подобного складывающегося зонтика из нейлона я еще не видела. Открывание этого маленького сложенного зонта походило на фокус. Он был голубого цвета и усеян розами. Меня пленила его красота, и я раскрывала его и в дождь и в солнце.
В районе Цукидзи располагался тогда военно-морской госпиталь, где шли на поправку американские раненые. Похоже, рядом были казармы, так как уже ранним утром к нам часто заявлялись американские солдаты. Хотя перед главными воротами красовалась вывеска с надписью «Вход воспрещен», однако порой через служебный или черный ход проходил огромный черный солдат. Повар и прислуга не могли ничего поделать, поскольку ничего не понимали из его слов, и, лишь дрожа всем телом, словно завороженные провожали его взглядом.
В таких случаях девушки, что подогревали сакэ, и посудомойщицы звали меня. Некоторые солдаты действительно не замечали, что они через задний ход являлись в заведение, куда вход им был запрещен. Другие же, напротив, знали об этом, но тем не менее хотели обязательно заглянуть внутрь.
Поскольку в Америке не принято снимать обувь (считается невежливо делать это в присутствии других), они, громыхая, заваливались обутыми внутрь. Все пытались задержать их словами: «Нет, нет», но солдаты не обращали внимания и со смехом шли дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126