Я была единственной, кто надел кимоно.
— Здесь присутствуют дамы, давно живущие за границей, однако некоторые впервые оказались вдали за рубежом, и поэтому мы решили время от времени устраивать подобные встречи, чтобы по мере возможности помогать друг другу, — ловко начала госпожа Т. —Прежде всего нам нужно познакомиться. Пожалуйста, расскажите нам, где вы учились.
Затем стали представляться дамы, занимающие лучшие места. Все они получили превосходное образование.
Я вся покрылась потом, ибо не оставалось ничего иного, как рассказать правду. Наконец подошел мой черед. Поскольку я медлила, то госпожа Т. издали обратилась ко мне:
— Ну, госпожа Накамура, вам слово! — И, обращаясь к другим, сказала: — Госпожа Накамура смелая женщина. Она каждый день ходит по Нью-Йорку в кимоно. Кроме того, она замечательно говорит по-английски. Вы наверняка учили английский? Какую миссионерскую школу вы посещали? — Хотя госпожа Т. все обо мне знала, она намеренно затронула мое наиболее уязвимое место. Так, должно быть, чувствует себя мышь, с которой играет кошка. Я подняла голову и, смотря прямо в лицо госпоже Т., сказала:
— О миссионерской школе не могло быть и речи. Я ходила в начальную школу и с шестнадцати лет стала в Симбаси готовить себя к занятию гейши. Мое образование можно обозначить как «диплом симбаси-гейши».
Но госпожа Т. не отступала.
— Как? Вы посещали школу для гейш? Чему же там учат? — спросила она.
Теперь, собравшись с духом, я была готова перейти в наступление:
— Разумеется, музыкальным премудростям вроде игры на сямисэне, танцам и пению, но также учтивой речи и хорошим манерам, и как нужно сделать так, чтобы гости, которых приглашали ваши досточтимые мужья, провели приятный вечер. Вот чему учили в нашей школе.
Госпожа Т. велела слуге принести еду, злобно смотря при этом на меня.
Моя соседка оказалась очень милой дамой. Она была красива, говорила на чудесном японском языке и неплохо изъяснялась по-английски. Она очень старалась как-то сгладить бесстыдное поведение госпожи Т., отметив при этом ее злословие и удивляясь моему терпению.
Вскоре после этих событий я ставила чудесный желтый нарцисс в кабинете управляющего.
— Прекрасно, — сказал он. — Американские нарциссы все же очень грациозны. — Затем немного помедлил и добавил: — Вот что, госпожа Накамура, пожалуйста, больше не ставьте цветы в моей комнате. — И, видя мое недоумение, сказал: — Из-за моей жены. Ей уже донесли.
После этого я отнесла цветок в демонстрационный зал.
И даже сегодня я не понимаю, что имела против меня госпожа Т. Возможно, среди гейш Осаки была та, что вскружила голову ее мужу или влюбилась в него? Во всяком случае, как говорит пословица, «если ненавидишь монаха, то ненавидишь и его рясу». К моему несчастью, я тогда в Нью-Йорке просто оказалась для нее козлом отпущения, и вспоминать об этом очень неприятно.
Магазин подарков от Накамуры
Непосредственно после моего приезда в Нью-Йорк я начала с показа кукол в демонстрационном зале нашей организации. В обеденное время, где-то около двенадцати, приходило особенно много посетителей. Мы располагались как раз посередине Пятой авеню. В ту пору еще никто и не помышлял о царящем ныне японском буме, и демонстрационный зал привлекал толпы любопытных, которые решили воспользоваться предоставленной им редкой возможностью.
Мы проводили показы два раза, перед обеденным перерывом и около трех часов дня. В первый день руководитель отдела рекламы представил нам одного американца:
— Это мой приятель Роберт. Его контора расположена как раз напротив. Он обожает Японию.
Приятель оказался дизайнером мебели. Мы очень сблизились, и он много помогал мне все эти тридцать лет. (Одно время я была за ним замужем, но об этом рассказ впереди.)
Роберту было тогда тридцать три года. Именно он впервые повел меня в дорогой ресторан и на представление на Бродвее.
По совету руководителя отдела рекламы я зарегистрировалась в одном агентстве натурщиц, соврав, что мне двадцать семь лет. Тогда первоклассная натурщица зарабатывала сто долларов в час, другие же семьдесят пять долларов. Как азиатку, меня отнесли ко второй группе, так что я получала в качестве натурщицы в кимоно семьдесят пять долларов в час. Мое агентство занималось рекламными съемками (главным образом для журналов, плакатов и телевидения). Я работала всего лишь два-три раза в месяц. Позирование в Академии художеств не было связано с данным агентством, и я могла получаемые там выплаты целиком оставлять у себя, поскольку сама занималась этой деятельностью.
Я постоянно получала хорошую работу, и поэтому могла оплачивать жилье и даже кое-что откладывать. Вот и нападки госпожи Т. быстро забылись.
Один японец, выпускник университета Тодай, захотел открыть магазин подарков. Он предложил мне стать там заведующей и внести за это определенный пай. Тогда в Нью-Йорке почти не было магазинов, торгующих японскими товарами.
Я захотела включиться в работу, начиная с ремонта. Поэтому обратилась к своим небольшим сбережениям. (Я все еще из чувства ностальгии по тем временам храню у себя подписанные моим первым компаньоном бумаги. Они являются вехой, отмечающей мои первые шаги на пути в американский деловой мир.) Я также помогала заделывать гипсом дыры в стенах и красить комнаты. Высоко закатав рукава кимоно, я стояла на огромной лестнице с кистью в руках и, орудуя ею, не могла удержаться от смеха. Я находила себя крайне забавной, напоминая своим видом стоящую на пожарной вышке легендарную О-сити. Но, разумеется, никто здесь не ведал, кто такая О-сити на каланче…
Торговля в магазине сразу же пошла бойко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126