Не в этом ли крылось объяснение? Фелисия похолодела при мысли о том, чего она была лишена все эти годы. Неужели он променял их жизни на свою работу?– Я никогда не думал о сексе с такой точки зрения, – задумчиво сказал Брукс. Потом после паузы добавил: – Это еще и удовольствие, Робби.– Да-да, конечно, – нетерпеливо произнес Робби. – Я не утверждаю, что Элси была права, но дело в том, что я поверил ей. Я до сих пор считаю, что в ее словах есть доля истины. Тем не менее, – резко сказал он, – мой брак рухнул ко всем чертям. Потом я встретил Лисию, и все изменилось. Она была актрисой, понимаешь, и чертовски хорошей актрисой, но она верила совсем в другое – любовь, секс, страсть, актерская игра, они были для нее едины, связаны между собой. Между нами с первого взгляда возникло влечение, а вовсе не любовь, понимаешь. По отношению к Пенелопе я чувствовал себя ужасно виноватым за то, что я сделал – или не сделал, и к тому же страдал оттого, что спал с женой другого мужчины – вполне порядочного парня, как я узнал позднее, а вовсе не напыщенного тирана, каким его изобразила мне Лисия, но ведь все лгут о своих супругах, когда заводят любовников. Я не мог перед ней устоять – даже, пожалуй, и не пытался, если честно сказать. Я поплыл по течению, и все было просто чудесно.– Значит, все было хорошо… – Я занимался с Фелисией тем, о чем даже не мог подумать, живя с Пенелопой. Каким-то образом она помогла мне раскрыться, впервые заставила меня понять, что такое секс. Я не мог ею насытиться, Рэнди, не мог выпустить из рук. Я чувствовал ее запах в своей гримуборной, ощущал ее вкус у себя на губах, не мог забыть о ней, находясь на сцене… Мы часто скрывались вдвоем в маленьких гостиницах и тавернах, боясь, что частные детективы могут нас выследить. Страх, вина, страсть – как мы тогда жили! А потом, когда мы смогли встречаться открыто, какое это было облегчение. Мы поселились вместе, вместе играли в театре, просыпались по утрам, зная, что не нужно придумывать никаких объяснений…– А потом?– А потом? Не знаю. Внезапно мы перестали быть тайными любовниками – мы стали знаменитыми людьми. Мы уже не прятались – мы выставляли себя напоказ. И я начал думать, что страдает моя работа. О нет, не сразу. Напротив, сначала я думал, что Лисия права – секс действительно помогает мне быть лучше на сцене. Мне не приходилось изображать страсть, я чувствовал ее.Вейн засмеялся.– Тогда я вкладывал слишком много чувственности даже в те роли, где этого и не требовалось. Я помню, как бедный Тоби Иден жаловался, что я играю Яго, будто я – собака, пытающаяся потереться о ногу Отелло! Он был так смущен, мой друг Тоби, что не мог даже посмотреть мне в глаза на сцене – все время склонял голову, чтобы не видеть меня. Один из критиков писал, что он был похож на лошадь, которая увидела что-то на дороге, что ей очень не понравилось, и она отказывается к этому приближаться… Но в конечном итоге ты же не можешь строить всю роль только на чувственности, верно? И жизнь тоже. Фелисия всегда требовала от меня больше, чем я мог ей дать.Голос Брукса был так тих, что в нем не чувствовалось никакой заинтересованности. Или это было притворством? – подумала Фелисия. Может быть, он понял, что лучший способ заставить Робби говорить – это не возражать и не перебивать его?– Женщины все таковы, Робби, – пробормотал он. – Они так устроены.Фелисия слышала собственное дыхание, и удивлялась, что Робби и Рэнди до сих пор не заметили ее присутствие. Она испытывала странное чувство отстраненности – не это ли чувствует публика в зале? – вместе со все растущим возмущением, что Робби решил поделиться такими интимными подробностями с Рэнди Бруксом. Он ненавидел говорить о себе, всегда избегал этой темы в разговорах с ней, и все же здесь он свободно беседовал с Рэнди о тех самых вещах, которые были особенно важны в отношениях между ней и им. Она прекрасно помнила, как он постепенно отдалялся от нее, становясь день ото дня – или скорее ночь от ночи – все отчужденнее. Казалось, Робби испытывал страх перед тем, что она в нем пробуждала.Она убеждала себя, что это не имеет значения, что их любовь друг к другу важнее секса, что их совместная работа на сцене полностью компенсирует то, что они потеряли, но боль и обида никогда не покидали ее, даже усиливались до тех пор, пока не стали отравлять ей жизнь.– Может быть, я недостаточно хорошо знаю женщин. Иногда мне кажется, что я вообще ничего не знаю, кроме театра…Вейн надолго замолчал, потом глубоко вздохнул.– Хуже всего, что я не знаю, сможем ли мы с Лисией когда-нибудь играть вместе как раньше.Фелисия почувствовала, что ее сердце в буквальном смысле остановилось. Она сжала кулаки, так что ногти вонзились ей в ладони, будто она усилием воли хотела вернуть свое сердце к жизни.– Почему ты так думаешь, Робби?– Фогель считает, что это потребует от нее слишком большого напряжения всех сил. Мне не хотелось говорить ему об этом, но мне кажется, что это было бы большим напряжением и для меня.– Это из-за того, что она провалила спектакль в Сан-Франциско?– Нет – хотя частично и из-за этого. Все дело в том, что она ждет от меня слишком многого. Я вижу это по ее глазам – я видел это там, на балконе, в Сан-Франциско, – любовь, гнев, желание – все сочетание эмоций, которые она обращала ко мне, и я понял, что я думаю о ней, о Фелисии, а не о Ромео. Мои мысли были не о роли, понимаешь – они были о ней, вот по какой причине я упал. – Она услышала звук, похожий на рыдание.За спиной Фелисии шумно заработал холодильник, заглушая голоса. Она уловила слова «сделка с Марти Куиком» и фразу Брукса: «Ты, должно быть, не в своем уме, Робби».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154