Нет, вполне серьезно! «Вейнс»! А реклама звучала так: «В каждом дюйме – великолепное ощущение!» – Он грустно усмехнулся. – Лисия всегда говорила, что не каждому мужчине удалось бы соответствовать такой рекламе. Не могу понять, как она находит двойной смысл там, где другие его не видят! Боже, после того, как она это сказала, я чуть не сошел с ума! Я представил себе этот дурацкий плакат с моим портретом на автобусах, в метро, на стенах домов и заборах по всей стране! Мне стало казаться, что все женское население Англии смеется надо мной.На лице Брукса появилось завистливое выражение. Он сам был звездой первой величины, но он никогда не был секс-символом.– Ты должен видеть в этом положительный момент, Робби, – сказал он. – Многие женщины наверняка хотели бы убедиться, так ли это на самом деле!– Думаю, что да, – задумчиво произнес Вейн. – Я никогда об этом не задумывался. После разрыва с Пенелопой, моей женой, и до встречи с Лисией я пользовался большим успехом у женщин… пожалуй, даже слишком большим.– Я бы сказал, что и сейчас ничего не изменилось.Вейн мрачно кивнул и провел рукой по лицу, как будто воспоминания утомили его.– Боже мой, Рэнди, – простонал он, – дело в том, что там я был звездой! В Англии каждый знал, кто я такой. А здесь я просто еще один английский актер. И никому до меня нет дела!– Перестань! У тебя был такой успех в последнем фильме. И у Фелисии тоже. – Брукс тактично не стал напоминать, что у Фелисии он был гораздо больше.Вейн криво усмехнулся.– Какая ирония судьбы, верно? Еще год назад казалось, что у нас было все. Я хочу сказать, кто бы мог подумать, что Лисия сыграет самую знаменитую в истории красавицу Юга и с первого раза получит «Оскара»? – Эта мысль на минуту приободрила его. – Она показала всем в этом проклятом городе! «Оскар» достался ей, но я тоже выдвигался на премию – и получил бы ее, если бы не этот мистер Гарри – чертов – Купер! Мы купались в деньгах и были счастливы как птицы…– Мне казалось, ты говорил, что Фелисия была несчастлива даже тогда?– Ну, она была то счастлива, то нет, – сдержанно произнес Вейн. – Иногда ее трудно было понять, честное слово.Брукс скосил глаза, издал пронзительный петушиный крик (это был его коронный номер) и затараторил без передышки один из своих знаменитых монологов, которые всегда заставляли публику хохотать до упаду, когда он произносил их со сцены.– И ты считаешь это неприятностями? Тебе повезло, приятель, что ты не женат на дочери Лео Стоуна, некоронованного короля Голливуда, которая родилась не просто с серебряной ложкой во рту, а с ложкой для икры. Можешь себе представить, чтобы такой гониф, Мошенник, негодяй (пер. с иврита).

как Лео, был твоим тестем! Наполеон из Калвер-Сити, Калвер-Сити – маленький городок в южной Калифорнии, пригород Лос-Анджелеса.

он руководит своей студией как Гитлер Германией, только у Лео всем заправляют евреи.На лице Брукса играла шутовская улыбка, хотя внимательный человек мог бы заметить злобный блеск в его глазах. Всем было известно, что Лео Стоун недолюбливал Рэнди и считал его недостойным своей дочери.– А такую тещу, как мать Натали? – продолжал кричать Брукс, на мгновение преображаясь в надменную миссис Стоун, которая была известна в кинематографических кругах своим снобизмом. – Представляешь, она обвинила Лео в попытке заставить ее совершить противоестественный акт в их первую брачную ночь? Да, истинная правда! А знаешь, что это было? Лео попросил ее, прежде чем лечь в постель, снять все драгоценности…Брукс тараторил с такой скоростью, что казалось, он сейчас сломает себе язык. Но он мог продолжать так довольно долго, останавливаясь только чтобы дать зрителям посмеяться. Его речь была такой быстрой, что публика обычно, затаив дыхание, ждала, когда у него сорвется голос или он пропустит какое-нибудь слово, но такого никогда не случалось.Он помедлил, дожидаясь, когда Вейн засмеется или по крайней мере спросит, что значит «гониф», но поскольку ничего не последовало, заговорил нормальным голосом.– Слушай, Робби, приятель, мы ведь соседи. Мы с Натали любим вас. – Он снял солнечные очки и вытер глаза. Ему ничего не стоило заплакать, что было характерно для обитателей Беверли-Хиллз. – Я знаю, что тебе пришлось вынести, – сказал он. – Ты чувствуешь себя виноватым, верно?Он не стал дожидаться ответа. По эту сторону Атлантики, как уже успел узнать Вейн, любили риторические вопросы. Здесь не было настоящей беседы, в английском понимании этого слова – люди говорили до тех пор, пока не выговорятся, не рассчитывая на ответ собеседника или какое-либо вмешательство с его стороны. Когда они умолкали, начинал говорить ты, а они в это время думали о чем-то своем. Вейн закрыл глаза, дожидаясь пока Брукс закончит анализировать его проблемы.– В этом нет большого вреда, но до определенного предела. Вероятно, тебе не следовало сразу браться за «Ромео и Джульетту», пока Фелисия не отдохнула после съемок. А самая главная твоя ошибка в том, что ты связался с Марти Куиком. Тебе, конечно, надо было уделять Фелисии больше внимания, но ты же знаешь, как здесь обстоят дела: каждый занят лишь собственной карьерой. Знаешь, я когда-то изучал психоанализ и кое-что усвоил. Ты должен научиться прощать себя – это первый этап. А потом ты должен простить ее – это этап номер два.На лице Брукса было написано воодушевление, как бывало всегда, когда он давал советы. Братские чувства, всепрощение, любовь были частью его роли.– Хочешь совет? – продолжал он, не дожидаясь, пока Вейн согласится или откажется. – Что бы врачи ни говорили, поезжай к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154