Он спустился к обеду в столовую, как того и хотел, еще раз показав леди Вейн силу своего характера, но теперь, почувствовал Пентекост, его друг хотел как можно скорее вернуться в постель.– Зачем? – спросил Гиллам, нажимая кнопку звонка, чтобы вызвать медсестру. – Зачем сейчас приносить этот портрет?Глаза Вейна затуманились. Казалось, ему было также тяжело сосредоточиться, как и дышать. Он медленно обвел взглядом столовую, как будто не помнил, где находится, и его внимание привлекли цветы.– Она любила цветы. Их всегда было множество вокруг. В доме. В саду. Знаешь, в Голливуде в тот год, когда Лисия получила «Оскара», у нас был садовник-японец. Она была счастлива, как жаворонок в небе, болтала с садовником о цветах, хотя они не понимали ни слова из того, что говорил каждый из них.– Счастлива? В Голливуде? В 1939 году? А я думал, что именно тогда у нее впервые помутился рассудок?– Это случилось позднее, – раздраженно сказал Вейн. – Кажется, в Сан-Франциско. – Он замолчал. Казалось, что он спит, только глаза его оставались открытыми. У Пентекоста возникло опасение, что он умер, но тут Вейн взглянул на него с таким видом, как будто не ожидал его здесь увидеть. – Я любил ее, – задумчиво произнес он, – и по-прежнему люблю. И всегда буду любить. Когда-то я дал ей слово. – Он издал странный звук, похожий на смех. – Не уверен, что это не было своего рода заклятием. Любить человека до самой своей смерти, даже когда его уже давно нет в живых. Думаю, ты не выбрал бы такое по собственной воле, верно?– Вероятно.– Тебе повезло, приятель. Во всяком случае, я хочу еще раз увидеть ее лицо прежде, чем меня не станет, только и всего. Понимаешь, я должен это сделать. – Он закрыл глаза. – Слаб как котенок, – пожаловался он. – Где эта чертова медсестра?Она появилась с выражением лица, которое ясно давало понять, насколько она осуждает поведение своего пациента. Вместе с Пентекостом они кое-как подняли Вейна со стула и перенесли его в кресло-каталку. И дело было вовсе не в весе больного – он был легким как перышко, – просто его тело казалось настолько вялым и хрупким, что за него было страшно взяться.Остальное Пентекост предоставил медсестре. Ему казалось, что везти Вейна в каталке было все равно, что перевозить труп – труп человека, которого он любил и которым восхищался.– Я велел повесить одну картину в комнате лорда Вейна, сестра, – сказал он.Медсестра фыркнула, как будто хотела сказать, что им повезет, если лорд Вейн доживет до того, чтобы увидеть эту картину, и быстро покатила каталку по коридору, в конце которого дворецкий уже открыл дверцу небольшого лифта. Несмотря на упорное сопротивление Вейна, лифт появился в доме вскоре после его первого сердечного приступа, когда всем, кроме него самого, стало ясно, что он уже никогда не сможет подняться по лестнице пешком.Иногда Пентекосту приходила в голову мысль, что если Вейн когда-либо и надеялся на счастливый брак с нынешней леди Вейн – а он определенно должен был питать такую надежду, иначе зачем он женился? – то он сам обрек его на провал в тот день, когда решил сохранить этот дом.Гиллама всегда удивляло, как леди Вейн могла жить в доме, где все напоминало о ее предшественнице – ведь это был тот самый знаменитый дом, купленный Робертом и Фелисией вскоре после войны, их подарок друг другу, их семейный очаг, обустройством и оформлением которого Фелисия занималась не один год.Гиллам Пентекост наклонил голову – его высокий рост мешал ему свободно проходить через дверные проемы из комнаты в комнату – и отправился проверить, успели ли достать с чердака картину и повесить ее в спальне Вейна.
– Я не могу понять, какую власть эта женщина имеет над ним даже сейчас, после стольких лет, – пожаловалась леди Вейн. Она «отдыхала» у себя в спальне, закрыв глаза влажным полотенцем – первый признак начинавшейся мигрени, от которой она страдала в последние годы.Пентекост сочувственно покачал головой.– Я могу вам чем-нибудь помочь? – осведомился он, хотя точно знал, что ничего не мог для нее сделать. Бедная женщина была измучена долгими неделями медленного разрушения остатка здоровья Робби, и самое лучшее было оставить ее в покое и дать возможность заснуть, если ей это удастся. Гиллам осторожно закрыл за собой дверь и пошел дальше по коридору к спальне Робби.Он тихо открыл дверь, стараясь не шуметь вошел и на мгновение задержался у порога.В комнате стояла тишина; тяжелые шторы не пропускали тусклый свет зимнего английского дня. Единственная лампа на прикроватной тумбочке освещала лицо Робби. Его глаза были закрыты. Белая пластиковая кислородная маска, выглядевшая весьма неуместной в комнате, декорированной в более утонченном веке, сейчас закрывала нижнюю часть его лица.Заботясь, как всегда, о сценических эффектах, Робби много месяцев назад решил, что он умрет в своей собственной постели в комнате с потолком, расписанном еще в восемнадцатом веке нимфами и херувимами, веселящимися на свадьбе Вакха. В викторианскую эпоху потолок был признан непристойным, и его закрасили белой краской; потом, потратив большие деньги, Фелисия Лайл восстановила его в прежнем виде. Сейчас яркие краски торжествующей плоти опять выглядели непристойными, контрастируя с бледной кожей и прерывистым дыханием человека, лежащего на кровати.Пентекост догадывался, что Робби представлял себе сцену у постели умирающего в викторианском духе – скорбящие люди, сгрудившиеся у постели в ожидании последнего слова; солома, разбросанная на булыжнике у подъезда, чтобы заглушать топот копыт; огонь, мерцающий в камине, но врачи, раздраженные его отказом, как все нормальные люди, поехать в больницу, лишили его этой обстановки, тем более, что он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154