Не вставая, он неловко обнял ее — тело ее не хотело сгибаться, рука не желала отпускать волосы. Он закрыл глаза, и темнота под веками стала багровой и теплой, она ширилась, растекалась, охватывая их обоих, и он вдруг увидел себя и ее с большой высоты: они стояли на плоту, крепко вцепившись друг в друга, посреди безбрежного кроваво-красного океана. Самолет прогрохотал в небе, и звук улетел вместе с ним.Вошли насытившиеся дети. Джерри быстро прошептал:— Я струсил.Салли выпрямилась, посмотрела вниз, разжала кулак, и волосы, падая, медленно легли ей на спину, точно растрепанный канат.— Давай прокатимся, — сказала она. — Очень уж сегодня хороший день — жалко его терять.Он неуклюже поднялся — с абстрактной благодарностью инвалида.— Да, — согласился он, — давай. Может быть, вне стен этого дома я снова обрету чувство перспективы.
Я люблю этот дом. Любишь мой дом — люби меня. Твой дом — это, собственно, ты. Тебе он дорог — вот что говорит твой дом. Тебе дороги многие мелочи. У меня пошлый ум. Нет: ты — как растение, у которого короткий период роста, и поэтому оно выпускает множество крошечных корней. Это звучит трагически, Джерри. Я вовсе не хотел, чтобы это звучало трагически. У каждого из нас свой период роста.
Облака, которые, по мнению Джерри, должны были принести грозу, начали, наоборот, таять, рассеиваться; однако, хотя был всего час дня, казалось, что летний день подходит к концу. Они поехали вчетвером не на Гринвудский пляж, где их обоих — Джерри и Салли — могли узнать, а на другой, несколькими милями дальше, где песчаная дуга была зажата с двух сторон нагромождениями полосатых камней. Несколько парусников испещряли Саунд, словно налипшие листья. Салли и Джерри отмахали по пляжу полумилю до дальних скал и уже шли назад, как вдруг он воскликнул:— Господи! Красивее этого места я ничего не видел! — И волны, и белые гребешки на них, и желтые полосатые камни — все казалось ему озаренным каким-то божественным сиянием, а объяснялось это тем, что, шагая по пляжу, они приняли решение не вступать в брак. Или, вернее, Джерри дал ей понять, что они не поженятся.Салли несколько раз молча быстро кивнула, потом вдруг резко вскинула голову, рассмеялась и заметила:— Ну, скажу я тебе, Джерри, ты держался до последней минуты! — На свежем воздухе в лице ее прибавилось красок.— Я сам этого до сих пор не знал, честное слово, не знал, — сказал он. И добавил:— Я боялся потерять то единственное, что имеет значение.— Куда все исчезло, Джерри?— Да все по-прежнему тут. Глубоко запрятано. Но тут. — И, обиженный ее молчанием, добавил:— Почему ты не борешься?Она покачала головой, глядя вниз, на свои босые ноги, шагавшие по мокрому ребристому песку за извилистой линией высушенных солнцем водорослей, и сказала:— Нет, Джерри, я не буду бороться. Не мне надо бороться. Бороться надо тебе.Теодора все больше и больше отставала и теперь в отчаянии плюхнулась на мокрый песок. Дойдя до скал, взрослые повернули назад, и Джерри нес девочку до самой машины. Он с ужасом обнаружил, что тела их приноравливаются друг к другу и малышка с возрастающим доверием льнет к нему. Автомобилей на стоянке почти не было — совсем как в мае, и высокие дюны вновь обрели свою необжитую девственность. Когда они залезли в машину, Салли сказала:— Поблагодарите милого дядю, дети, за то, что он свозил вас на пляж.— Но мы так мало там были, — заныл Питер.— Я свожу вас завтра еще раз, — сказала она.Джерри отвез их домой и подождал внизу в холле, пока Салли сходила наверх и принесла из своего шкафа, из шляпной коробки, задвинутой подальше на полку, большой конверт а письмами, милыми забавными рисуночками, скверными стишками, — все это накопилось, как выбрасываемые морем водоросли, за долгие месяцы их связи и тщательно хранилось ею.— По-моему, здесь — все, — сказала она. — Я всегда так боялась: вдруг Ричард их найдет.— Если он все-таки решит довести развод до конца…— Нет. Даже и не думай. Этого не произойдет.— Эй…— Не плачь. Мы же знали, что все кончится. Я, во всяком случае, знала.— Извини, я просто не могу с тобой расстаться, не могу подойти к этой последней минуте. Теперь, когда ты уже не моя, вся былая любовь вернулась, нахлынула. Ты выглядишь — обалдеть можно.— Пожалуйста, уходи. Ты же, по-моему, принял решение. Будь добрым с Руфью, не смей ее наказывать за то, что ты принял такое решение.— А ты найдешь себе кого-нибудь другого?— Нет. — Она произнесла это очень быстро. Она дотронулась до его щеки кончиками пальцев. — Никто другой не сможет дать мне… — она помедлила, подыскивая слова, и, найдя их, улыбнулась, — …столько радости.— Я никогда в жизни не чувствовал, что прав, — как бы это выразить, — только когда был с тобой. Я никогда не чувствовал себя дома — только когда был с тобой.На лице Салли возникло выражение, какое появлялось у нее, когда люди, по ее мнению, устраивали “мелодраму”. Она пожала плечами и сказала:— Я рада, что это был ты.— Позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь? Поговоришь со мной?— Не думаю, нет. Это должен быть конец — раз и навсегда. Иначе люди решат, что мы совсем рехнулись. Спасибо тебе, Джерри.Он хотел поцеловать ее, но она не далась.В холле она повернулась к нему спиной прежде, чем он закрыл за собой дверь.На дорожке он встретил Ричарда. Ричард взглянул на его лицо, на большой конверт у него в руке и сказал:— Храбрости не хватило, а, Джерри? Джерри решил, что предстоит долгий разговор, и крепче сжал толстый конверт.— Одно дело, — сказал он, — быть храбрым, когда речь идет о тебе самом, и совсем другое, когда речь идет о твоих детях.— Угу, конечно, приятель Джерри, только об этом следовало подумать немного раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95