Старший обязан ударить за это неудачника ногой в живот. Но в нашем отсеке неудачников уже нет. Все освоились.
— А между собой они могут разговаривать?
— Нет. Говорить имеет право только старший по отсеку и только с гостями.
— И часто здесь бывают гости?
— Не знаю.
— Но ты же отсюда! Как же ты можешь не знать?
— Я знаю только то, что мне положено знать.
— Хм-м… Ты хорошо говоришь на нашем языке…
— Это от меня не зависит. Старший всегда говорит на языке гостей,
— А за какие заслуги тебя назначили старшим?
— Тут не может быть заслуг. Все одинаковы. Старшими становятся по очереди, на сутки. Каждый бывает старшим, когда наступает его черед.
Жаклон слушал, но сам ни о чем не спрашивал. Сжав губы, он напряженно, жадно следил за тем, что происходит вокруг.
— Кто эти люди? — спросил Фил.
— Люди, которых уже нет, — ответил старший. — При жизни они были карманными ворами.
— Постой, постой, — Фил опешил. — Постой… Ты… это… Значит, мы как бы на том свете?!
— Без как бы. А теперь позвольте мне сказать то, что мне еще поручено сказать.
— Кем? — отрывисто спросил Фил.
— Хозяином этого города.
— Кто он?
— Хозяин города.
— Но я спрашиваю: кто он! — взорвался Фил.
— Хозяин города. Больше я ничего о нем не знаю. Итак: каждый отсек нашей улицы одинаковый по размерам. Все отсеки разделяют невидимые поперечные стены. Сквозь них можно смотреть, вы это сами видите, но пройти через них нельзя. Желаете удостовериться? Сделайте шаг вперед.
Фил шагнул вперед, его лицо прикоснулось к чему-то твердому.
— А вы? — спросил у Жаклона старший. — Не желаете?
— Нет… Говорите. Я слушаю…
— Хозяин города, — монотонно продолжал старший, — сам решает, на какую улицу определить новоприбывшего. Хозяин знает о нем все.
— А ты, — спросил Фил, — давно уже здесь?
— Не считал. Здесь ни к чему вести подсчеты. Только хозяин знает, кто и как долго должен здесь находиться. Это может продолжаться и сто, и двести лет, и тысячу. Но в нужный момент житель улицы, для которого наступило время покинуть этот город, исчезает отсюда.
— Куда?
— Возвращение — так это называется.
— Возвращение — куда? Куда?!
— Не знаю. Но перед этим в отсеке каждый раз раздается голос хозяина города. Он называет место человека в шеренге и произносит: «Чист». И человек исчезает. Место в шеренге у каждого одно и то же. Всегда, от начала и до конца. Поменяться местами невозможно. Тут, — старший вдруг ехидно хмыкнул, — никого не обмануть! Бессмысленно! Хитер ты или нет — все равно, раньше положенного времени не уйдешь!
— Послушай, дружище, — вкрадчиво сказал Фил, — ты мне… ну, между нами, намекни хоть, что это значит — возвращение? Куда?
— Не знаю. Об этом знает только хозяин города.
Фил понял, что больше ничего от старшего не добьется. Адмирала охватило какое-то странное бессилие — перед тайной, в которую он не мог, никак не мог проникнуть. Это, видно, было то, что человеку ни на этом, ни на том свете не дано разгадать. Не дано. Кто же мы все, живущие на земле, подумал, теряясь в своих мыслях, Фил. Кому мы принадлежим! Или — нет?.. Но что же тогда значит это слово — возвращение? Что?! И что значит эта улица? И эти люди в сером, которые есть, но которых нет?!
— Вы желаете еще о чем-то спросить? — осведомился старший.
— Вот попал бы я сюда и ни за что не стал бы выхаживать взад-вперед! — буркнул
— Это невозможно. Старший бил бы вас ногами в живот до тех пор, пока вы не согласились бы делать все как надо.
— Я ему ответил бы!
— И это невозможно. Умением бить обладает только старший,
— Тогда — лучше бы он забил меня до смерти!
— Здесь не умирают. И бьют здесь очень редко, Все и без того подчиняются. Так что бросьте вы эти свои земные привычки. Тут это не проходит. Тут упрямых не бывает.
— Весело, — сказал Жаклон. — Обидно только, что здесь не умирают… А ты, дружище, тоже был вором, как и все эти, что тут шагают?
— Да. Карманным. Больше ничего о своей прошлой жизни я не имею права говорить.
— Фрис-чедские порядочки, — невзначай заметил Жаклон. — Гоур тут стал бы генералом!
— Не умничай! — осадил его Фил. — Дружище, — Фил опять заговорил со старшим, — а если вор был вором, чтоб не подохнуть с голодухи?
— Хозяину это все равно. Воровал — значит, вор. Надо было при жизни выбирать: голодная смерть или чужие карманы.
— А если, — не унимался Фил, — человек крал, чтобы было чем кормить голодную сестренку?
— Как хозяин города решит — так и будет. А мне это неизвестно — кто и для кого крал, и на какую улицу он потом попадет, и на сколько… В этом городе, кроме нашей, есть еще и другие улицы, их много. Улица Грабителей, улица Убийц, улица Извергов, улица Мошенников…
— Улицы Пиратов, случайно, нет? — деловито поинтересовался Фил.
— Если они убивали, то попадают на улицу Убийц. А если нет, то на улицу Грабителей.
— Но, может, тут есть улица и для тех, кто не убивал, не воровал, не мошенничал?
— Это — в другом городе. Я про него не знаю.
— Не понимаю, — сказал Фил. — Какого лешего ты» привел нас на эту улицу? Я за всю свою жизнь ни разу не лазил в чужой карман. И Жаклон тоже. Причины не было. У наших людей не бывает денег в карманах!
— Мне так было велено.
— Ошибся твой хозяин!
— Он не ошибается.
— Но мы — не карманные воры! Понимаешь? Мы никогда не занимались этой пакостью! А, — Фил махнул рукой, — что тебе объяснять, у тебя один ответ: хозяин, хозяин… Ты бы лучше рассказал про другие ваши улочки, что ли…
— На улице Больших Воров — те, кто воровал по-крупному: из казны. И те, кто брал взятки. Простолюдинов там не бывает. На улице Больших Воров — хреновенько, — вдруг шепотом произнес старший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32