Будь повежливее, приказал он себе. Монах — учтив, и ты тоже должен быть учтивым. Это как раз тот случай, когда уверенное спокойствие и ледяной расчет должны заменить силу!
— Мое условие такое, — повторил Фил. — Сегодня же я отправлю в горы две дюжины пиратов. Первую поведет Гоур, вторую — Дукат. Каждая дюжина расположится в разных концах острова, взяв с собой провианта столько, чтоб хватило на месяц. Разговаривать между собой всем, посланным в горы, будет запрещено. За одно слово вслух — пуля. Гоур и Дукат — это люди, которым вы все доверяете, они не обманут. А я, вместе со своей командой, на своем галионе завтра с рассветом уйду на север. Там, на материке, много отличных сосен.
— Зачем тебе сосны? — недоуменно спросил Гоур.
— На строительство церкви. У нас тут сосен маловато, побережем их. Я хочу построить высоченную церковь из сосен, они хороши горят. Мне нравится, когда горят сосны. Так вот, когда я вернусь назад, то с гор, по одному, приведут пиратов из обеих дюжин. Каждый из них должен будет рассказать всем нам, прилюдно, какой голос по ночам приходил в его сны и что этот голос говорил. Если монах сделает так, что все сны окажутся одинаковыми, а монах ли это сделает или его небесный хозяин, мне это все равно, так вот, если это произойдет, я — клянусь вам! — построю церковь во Фрис-Чеде! И стану первым ее… как это называется…
— Прихожанином, — сказал сзади Гоур и закашлялся.
— Да, прихожанином. Если же сны у всех — у всех, я повторяю! — не будут одинаковыми, то церковь все равно построим. Запрем туда монаха и — подожжем ее, И тогда всем станет ясно, что и монах, и его выдуманный Бог не значат на этой земле ничего. Согласны?
— Да! Да! — кричали фрис-чедцы. — Молодец, Фил!
— А ты, посланец небесный? Согласен?
— Зачем все это, столько лишних хлопот, — сказал монах. — Но хорошо, я согласен.
— Заприте его в бывший пороховой погреб, — приказал Фил пиратам. — У погреба выставить стражу. С монахом — не болтать, только давать ему еду и воду. Все! Уведите его! И вы, фрис-чедцы, расходитесь по домам, ступайте в таверну, отдыхайте…
Он посмотрел на отца и Гоура. Те вяло кивнули. Ох, подумал Фил, как же крепко она держит их, эта их блажь насчет приходящего в сны голоса!
— Не боишься проиграть? — спросил Дукат.
— Нет.
— Возвращайся поскорее, — беспокойно сказал Гоур. — Чем быстрее мы избавимся от этой заразы, тем лучше. Но, Малыш, я не уверен, что ты правильно это затеял. Надо было монаха сразу на небеса отправить, а не заводить с ним разговоров… Впрочем все мы задним умом крепки, да и предугадать все заранее трудно.
— Когда он заговорил про церковь, я понял, что у меня нет другого выхода, — сказал Фил.
— Да, — согласился Дукат. — Это точно… Но все-таки ты еще мальчишка, Малыш. Зачем так далеко идти за соснами? К чему все это? Надо было что-нибудь попроще придумать. Ну, ладно, ладно, не сердись. Может, ты и прав. Время должно сработать на нас. Если, конечно, сработает…
— Я хочу убить всякие сомнения, — сказал Фил. — Это должно запомниться нашим людям навсегда.
К ним подошел Жаклон.
— Фил, ты, это самое, возьми меня с собой, — попросил он. — А то, боюсь, пока ты вернешься, уже некого будет сжигать в церкви. Я этого монаха удавлю, и никакая стража мне не помешает, всех расшвыряю!..
— Уговорил, — недовольно бросил адмирал. — Пойдешь со мной кормчим. А своего, с галиона, пошлю в горы с отцовской дюжиной, пусть там покемарит, рейс-то все равно пустячный.
…На рассвете, как и было условленно, адмиральский корабль, миновав горловину, вышел в море.
12
На румпеле стоял Жаклон.
Через горловину Фил обычно проводил свой галион сам. Так было и на этот раз. Как всегда, делалось это медленно, с большой осторожностью. В иных местах от борта до скал можно было дотянуться багром, а то и рукой. Частые изгибы горловины вынуждали то и дело останавливать парусник, чтобы острые каменные выступы не задели его.
Но едва судно оказалось на большой воде, Фил ощутил невероятную усталость. Ломило плечи, шею. Накануне весь вечер и всю ночь адмирал занимался погрузкой провианта и боеприпасов, проверял орудия, оснастку. Рейс, конечно, предстоял нетрудный. Всего-то найти где-нибудь на пустынном берегу подходящую сосновую рощу, загрузиться бревнами и доставить их назад. Но даже и в такой рейс идти без боеприпасов было немыслимо: океан… Тяжелый, крутой, по-стариковски ворчливый, он лежал впереди и справа, а капризное Карибское море оставалось слева, в туманистой мгле, и медленно исчезало из виду.
— Держи, — сказал Фил, уступая Жаклону место у румпеля. — Схожу к себе, подремлю, а то глаза уже слипаются…
В своей каюте он снял сапоги, лег на кровать. Но — не спалось. События вчерашнего дня все еще будоражили адмирала.
Он был рад, что, наконец, может побыть в тишине, наедине с собой.
Встал, рассеянно походил босиком по каюте. С наслаждением выпил холодной воды из кувшина. Вода еще хранила запах горного ручья.
Фил опять прилег, положил руки на голову. В распахнутый иллюминатор задувал ветер, шевелил тяжелые розовые портьеры у двери, эти портьеры остались от прежнего хозяина каюты — испанского капитана. Как впрочем и все, что здесь было: массивный письменный стол из черного дерева, диван с высокой, обитой пурпурным атласом спинкой, широкая деревянная кровать, глубокие кожаные кресла, индийские ковры на стенках, зеркала, бронзовый подсвечник, безделушки из серебра и дорогих сортов дерева… Филу нравились вещи, сделанные хорошо и красиво.
Эта каюта, которую он, смеясь, иногда называл игрушкой, была его домом на воде. На берегу он не мог позволить себе такой обстановки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32