Роза вошла в ложу Камерона и попросила служителя частично задернуть занавеси. Сегодня ей не хотелось никого видеть, да и быть на виду тоже. Честно говоря, больше всего девушка стремилась к тому, чтобы остаться наедине со своими мыслями, однако уединение номера в отеле было совсем для этого не подходящим.
Когда свет в зале погас, а оркестр заиграл первые такты знаменитой увертюры, Роза откинулась в кресле. Однако сегодня музыка не оказала на нее обычного действия, не заставила забыть о себе, не перенесла в мир, где события целой жизни укладывались в три-четыре часа. Даже невероятно красивый голос Карузо не мог улучшить ее настроения, хотя, стоило ему открыть рот, как он обрел благородство и даже величие. Маленький толстенький итальянец с напомаженными волосами с легкостью превратился в испанца Хозе, солдата и несчастного любовника. Может быть, эффект портила его партнерша, немецкая певица, обычно блистающая в операх Вагнера в доспехах валькирии или в золотых кудрях Эльзы Брабантской. Она впервые выступала в роли Кармен, которая явно ей не подходила. Музыка, преобразившая Карузо, не помогла ей стать искусительницей-цыганкой. Певица явно чувствовала себя так же не в своей тарелке, как и сама Роза. Она трясла юбками, словно вытряхивала из них блох, а вовсе не старалась соблазнить Хозе, показав ему на мгновение изящную ножку. Что же касается драки с другой работницей табачной фабрики, то она походила на потасовку сварливых фрау из-за кочана капусты, а не на схватку двух горячих испанок, готовых схватиться за ножи. Слушатели были так же недовольны, как и Роза, и, вероятно, по той же причине: когда пел Карузо, в зале царила мертвая тишина, но стоило появиться примадонне, как начинались шепот, шуршание программок, скрип кресел, говорившие о том, что певица не в силах удержать внимание аудитории.
К антракту Роза, хоть и наслаждалась каждой нотой, которую спел Карузо, обнаружила, что не смогла отвлечься от своих горестей.
Когда свет в зале вспыхнул снова, девушка решила остаться в своей ложе, не рискуя пробираться сквозь толпу в поисках шампанского или другого напитка. Посредственное вино или выдохшийся лимонад не стоили усилий, которые потребовались бы для этого.
Стук в дверь оказался для Розы совершенно неожиданным, и она ответила, прежде чем сообразила, что этого делать не следует, чтобы не обнаружить свое присутствие в ложе.
— Да?
Посетитель воспринял ее ответ как приглашение и открыл дверь.
Это оказался приятной внешности мужчина среднего возраста; фигура его говорила о том, что стремление к радостям жизни уже сказывается на атлетическом здоровье. Его темные волосы были модно причесаны, усики щегольски подкручены. Превосходно сшитый вечерний костюм наводил на мысль о том, что большой бриллиант в его булавке для галстука — настоящий камень, а не подделка.
«Он выглядит, как оперный персонаж, хоть я и не могу сообразить, какой именно. Может быть, дон Джованни в современной одежде?»
Посетитель держал в руках два бокала с шампанским, и Роза решила, что он ошибся ложей.
— Прошу прощения, мисс Хокинс, не разрешите ли вы мне войти? — сказал он, сразу же развеяв предположение Розы о том, что произошла ошибка. — Я не был уверен, стоит ли вас беспокоить, но у меня оказалась бутылка превосходного шампанского, которую мне не с кем разделить. Я увидел, что вы занимаете ложу Ясона, и подумал, что вы не откажетесь от бокала. — Он улыбнулся; в улыбке сквозила уверенность в том, что его предложение будет принято с благодарностью. — Это была бы большая милость с вашей стороны: полбутылки шампанского никому вреда не принесут, а выпить целую — значило бы признаться в порочной приверженности к вину.
Изумленное молчание Розы ее посетитель истолковал как согласие и вошел в ложу; за ним следовал служитель с ведерком со льдом, в котором стояла открытая бутылка шампанского. Прежде чем Роза сообразила, что сказать, непрошеный гость вручил ей бокал, расплатился со служителем и уселся в кресло.
— Прошу меня простить: я не представился, — сказал незнакомец, который вел себя так, словно имел полное право находиться в этой ложе. — Я Саймон Белтайр. Хоть и нельзя сказать, что мы с Ясоном Камероном коллеги в полном смысле слова, мы с ним принадлежим к одному кругу.
Роза наконец вновь обрела способность говорить.
— Вот как? — Она попыталась вложить в свой ответ сарказм, однако ничего не могла с собой поделать: голос ее прозвучал слабо и невыразительно. Блеск черных глаз Белтайра, одновременно отталкивающий и притягательный, оказывал на нее странное действие: Розе трудно было отвести взгляд от его лица.
«Откуда он узнал, кто я такая? Это ведь не может быть широко известно…»
— Мы с Ясоном разделяем многие, очень многие интересы, — продолжал Белтайр. Роза автоматически отпила из бокала, который тот ей вручил. — У нас их гораздо больше, чем можно подумать.
Белтайру удалось втянуть Розу в разговор, хотя она и не могла понять, каким образом. Его настойчивые вопросы заставили девушку открыть больше, чем ей хотелось бы; блеск его глаз, в которых, казалось, сконцентрировалось сияние всех светильников зала, оказывал на Розу гипнотическое действие. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной: ей ничего не удалось узнать о собеседнике, пока он сам, откинувшись в кресле, не заговорил после паузы:
— Я буду откровенен с вами, мисс Хокинс, поскольку из ваших слов ясно, что Камерон посвятил вас во многие секреты. Я и не представлял себе раньше, насколько во многие. Короче говоря, он открыл вам причину того, почему нуждается в ваших услугах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126