Mича. Я совершенно уверен, что она ничего не знала.
Вида. Боже мой, как ловко он все это скрывал!
Симка. Думаю, что мы можем опротестовать это завещание, так как она незаконная дочь, а мы законные родственники.
Вида. Так и должно быть, если существует бог и правда божья!
Танасие. Бог с ней, дочка она ему, как говорится, какая есть, такая есть; но зачем оставлять на церковь и на просвещение столько денег? Разве не было бы лучше, если бы я выпутался из банкротства? Церковь и просвещение ведь не банкроты.
Гина. Так-то оно так, кум Танасие, но я снова скажу: лучше на церковь и на просвещение, чем какой-то незаконной девице.
Mича. Если говорить серьезно, то у меня в голове никак не умещается, что эта девчонка, впрочем, очень хорошенькая, сделалась вдруг богатой наследницей, а я получил только две тысячи динаров.
Вида. Не говорила ли я вам, что девушка похожа на покойного Мату, а вы все накинулись на меня, словно я бог знает что сказала. А Гина даже расплакалась, что я оскорбляю покойного.
Гина. Похожа, конечно, похожа. Я заметила это сразу, но не хотела говорить об этом из уважения к покойному.
Прока. Вот тебе твое уважение! Оставил он тебе из уважения три тысячи динаров, словно нищей!
Гина. Пусть они останутся ему на панихиды; этой суммы как раз хватит, чтобы оплатить трех священников, а не одного, как это сделал его душеприказчик.
Симка. Как, неужели ты не хочешь брать эти три тысячи?
Гина. Возьму; не то что я не хочу взят, а не хочу благодарить его; не пойду больше на панихиды и царства небесного ему не пожелаю.
Вида. Я тоже!
Гина. В конце концов, я не очень-то и сержусь; ведь я ему не близкая родня, чтобы жалеть его.
Трифун. Как не родня?
Гина. Да так, родня ему первая жена Проки, а не я!
Симка. Почему же ты столько плакала?
Гина. Ради Проки.
Трифун. Ну, хорошо, Прока. А ствол, а ветви?
Прока. Видишь ли, это дерево рисовал один русский чертежник в податной конторе, а он правнук князя Беляева, так я взял его родословное дерево, стер князя Беляева и написал покойного Мату; а там, где повис я, висел внук князя Беляева.
Трифун. Так тебе и надо, коли ты висишь на чужой ветке!
Прока. Не помогло мне все это!
Трифун. Знаешь, как, вероятно, решил покойный? Хватит этому князю Проке Беляеву и трех тысяч! Столько тебе и выделил.
Явление второе
Те же и Сарка.
Сарка (одета в кричащее красное или пестрое платье, в шляпе, отделанной цветами или лентами). Добрый день, опечаленная родня! Добрый день! Как поживаете, что поделываете?
Симка, Вида, Гина. Ю-у, Сарка?!
Вида. Что с тобой?
Сарка. Как, что со мной? Пусть тетка носит траур, а не я. За две тысячи динаров я восемь дней носила траур – хватит с него!
Гина. Ей-богу, Сарка, ты верно говоришь! Не знаю, зачем и я оделась во все черное, неужели за ничтожные его три тысячи динаров? С ума я сошла, что ли? (Сбрасывает черный платок, который был у нее на шее, встает, достает цветок из вазы и прикалывает к волосам). Правильно говорит Сарка, пусть тетка о нем печалится!
Трифун. Эй, женщины, не слишком ли рано? А если сейчас придет Агатон и сообщит нам, что адвокат согласился опротестовать завещание?!
Сарка. Разве трудно добежать до дома и снова надеть траур?
Трифун. А ты, Гина, снимешь цветок и снова ударишься в слезы?
Гина. Конечно!
Сарка (женщинам). По правде сказать, сестры, для меня траур – чистый убыток. Все думают, что я в отчаянии, и глядят на меня с каким-то уважением. А зачем мне их уважение, очень нужно мне их уважение!
Вида. Ну да!
Сарка. Помню, когда я в первый раз овдовела, вертелся около меня какой-то учитель, а я в трауре. Он мне говорит: «Хотелось бы мне, госп-а Сарка, сказать вам кое-что, но не могу, потому что уважаю вашу печаль». А какого дьявола мне нужно, чтобы он уважал мою печаль, пусть лучше скажет, что ему надо. Подумаешь, воспитанный человек: уважает печаль!
Явление третье
Те же и Агатон.
Агатон входит с улицы.
Все (с любопытством окружают его, задают вопросы все сразу). Ну? Был там? Что он сказал?
Агатон. Сейчас, сейчас расскажу вам!
Все. Говори скорее!
Агатон. Так вот, все пропало!
Все (разочарованно). Что?!!
Агатон. То, что я вам говорю!
Прока. Мы проиграли?
Агатон. Проиграли!
Все (глубоко разочарованные). Ах!!!
Mича. Как проиграли? Почему проиграли?
Агатон. Мы не можем опротестовать завещание.
Прока. Не понимаю, почему не можем?
Агатон. Потому, что завещание совершено на законном основании, и потому, что существует законный наследник.
Сарка. Разве внебрачная дочка может быт законной?
Агатон. Адвокат говорит: «Благодарите бога, что он оставил вам хотя небольшие суммы, потому что имел право не оставить и их».
Мича. Хорошо, пусть так, но я не понимаю, почему бы нам не начать дело?
Агатон. Можно начать дело, кто говорит, что нельзя! Можем уплатить адвокату, можем оплатить судебные пошлины, но, запомни, если доктор Стоянович говорит, что нам ничего не поможет, значит, ничего не поможет.
Прока. Откровенно говоря, Агатон, у меня это не вмещается в голове. Как так, мы, его родня, – не можем опротестовать завещание! Этого я не могу понять!
Агатон. Адвокат говорит, что мы не являемся прямыми наследниками; если бы появился прямой наследник, он бы еще мог.
Танасие. Не понимаю, почему, например, я не являюсь прямым наследником!
Агатон. Не являешься, Танасие, вот и все. И никто из нас не является. Возьми хоть Сарку, прямая она или не прямая?
Сарка. Кто, я?
Агатон. Ты – не прямая.
Сарка. Прошу тебя, Агатон, перестань, наконец, говорить мне такие вещи. Я лучше знаю, прямая я или не прямая.
Агатон. Ты этого не понимаешь, это выражение юридическое!
Сарка. А если оно юридическое, то скажи его Симке и Гине с Видой, а не обращайся с ним ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23