На Кубани я был один раз в двенадцатилетнем возрасте. Тетки откармли-
вали меня яблоками и жареными гусями. Мужья теток были украинцами. Они
называли меня дывысь-який-гарный-кацапчик. Все четыре слова я не пони-
мал. Вернувшись с Кубани, я долго произносил звук "гэ" мягко, на укра-
инский манер.
Самый старший двоюродный брат с маминой стороны не так давно стал ге-
нералом. Вот вам и родня второго сорта! Этот факт не смог проникнуть в
мою голову. Он постучался, но я его туда не впустил. Я не могу себе
представить брата-генерала, увольте! Тем более, что я видел его один раз
двадцать пять лет тому назад.
А вообще мои родственники, как и предки, образуют полный спектр соци-
ального излучения. Среди них есть колхозники, врачи, лаборанты, военные,
рабочие, пьяницы, есть брат в тюрьме, есть свояк - сотрудник органов,
есть кандидаты наук. И есть один генерал - начальник политуправления
крупного воинского соединения.
Где-то ближе к инфракрасной области спектра - области малых энергий
-нахожусь я сам.
Наташа
Мое детство прошло в эпоху домработниц.
Здесь требуется пояснение для молодежи, которая не совсем хорошо зна-
ет, что такое "домработница".Когда-то давно во многих домах жили служан-
ки и гувернантки. Я не совсем ясно понимаю значение последнего слова.
Для меня гувернантка - это служанка с высшим образованием, воспитывающая
детей. Домработницы объединяли служанку и гувернантку в одном лице. И
без всякого высшего образования.
Наташа приехала из деревни в восемнадцатилетнем возрасте. Мне тогда
было восемь. Мы жили в трехкомнатной квартире. Наташа спала в кухне на
раскладушке. В те времена социальное происхождение хозяйки и домработни-
цы часто было одинаковым. Между моей матерью, бывшей кубанской казачкой,
и Наташей, приехавшей из-под Тулы, установились своеобразные отношения.
Несмотря на молодость, Наташа имела собственные взгляды на воспитание
детей, то есть нас с братом и сестрой. Мама и Наташа часто вступали в
дебаты, сопровождавшиеся обоюдными криками и слезами. Наташа подхватыва-
ла на руки мою малолетнюю сестру и убегала с ней из дома. Этим она выра-
жала протест против неправильного воспитания. Мама бросалась за нею, а
вечером жаловалась папе. Наташа всячески защищала нас от посягательств
родителей.
Между прочим, моя старшая сестра, умершая в младенчестве, была бы
ровно на десять лет старше меня. И я воспринимал Наташу как старшую
сестру, появившуюся в доме после восемнадцатилетнего отсутствия.
По субботним вечерам Наташа с соседской домработницей гуляли в парке
с солдатами. Они одевались в крепдешиновые платья с жакетками, завивали
волосы щипцами и уходили твердой вздрагивающей походкой. Когда солдаты
бросали их, домработницы плакали, но недолго.
Первый год Наташа купала нас с братом в ванне. Брату было пять лет.
Мы устраивали морские сражения, выплескивая воду на Наташу. Уже через
год я отказался от этих купаний и научился мыться самостоятельно. Во мне
просыпался отроческий стыд.
Кроме стыда, просыпалось и еще что-то - какие-то тайные и жгучие же-
лания. Когда мне исполнилось двенадцать, я стал подсматривать за Ната-
шей. Между туалетом и ванной комнатой было высокое окошко, перегорожен-
ное наклонными деревянными планочками. Я вставал ногами на унитаз и
смотрел сквозь планочки на моющуюся Наташу. Она задумчиво терла мочалкой
маленькие круглые груди, похожие на шарики мороженого. Мне было стыдно,
но желания были сильнее стыда.
Если вышесказанное кого-нибудь шокирует - можете не читать. Я не оби-
жусь. Я обещал себе писать правду.
Начальная школа
В этой повести сюжета не будет - не ищите. Самый естественный, хотя и
самый неправильный сюжет - это жизнь человека. В данном случае моя.
Само собой, в надлежащее время я отправился в школу. Школа была спе-
циальной. В ней со второго класса изучали французский язык. Я до сих пор
помню слово "стол" по-французски. Ля табль. Я был чистеньким мальчиком
из порядочной семьи. К таким раньше брали гувернеров. Уж они научили бы
меня французскому! Но гувернеры, как я уже упоминал, перевелись задолго
до моего рождения. Поэтому я французского не знаю.
Отца переводили служить то туда, то сюда. Я менял школы, как башмаки,
из которых вырастала нога. Все это слилось в общее воспоминание, как ка-
пельки ртути сливаются в одну дрожащую каплю. В ней отражается моя стри-
женная под ноль голова, торчащая на предпоследней парте в окружении со-
рока таких же голов. Ни единой косички, потому что школы тогда были раз-
дельными.
Прошу отметить это обстоятельство. До четырнадцати лет я знал о де-
вочках только понаслышке. Ну, видел, конечно, на улицах или в кино. Но
не более.
Мы жили в Москве, и отец брал меня на Красную площадь смотреть пара-
ды. На Мавзолее стояли люди. Один из них был Сталин.
Сталин был самым главным в нашей стране. Он был им долгое время, и
последний кусочек я застал. Он много чего сделал, в том числе и ошибок.
Ему на это справедливо указали. Правда, потом, когда он уже не мог их
исправить.
Сталин был нашим отцом до пятого класса. Затем он умер и перестал
быть нашим отцом. Это было большое горе. Я очень старался заплакать,
когда узнал, но у меня ничего не вышло. Мне стало стыдно.
На улицах повесили траурные флаги. В школе устроили почетный караул
перед портретом. Я стоял рядом с добрыми толстыми усами Сталина и думал,
что же будет дальше. Казалось, что дальше ничего хорошего не предвидит-
ся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20