Ты спрашиваешь меня, - слаб ли
он? Ни то ни другое. Но не все ли равно, каков он сам. Ведь в данном
случае важно лишь, чтоб он не выдал тайны, но он и не может ее выдать,
так как он ее даже не знает.
Ян с удивлением повернулся к брату.
- О, - продолжал с кроткой улыбкой Корнель, - главный инспектор пло-
тин ведь тоже политик, воспитанный в школе Яна. Я тебе повторяю, что ван
Берле не знает ни содержания, ни значения доверенного ему пакета.
- Тогда поспешим, - воскликнул Ян: - пока еще не поздно, дадим ему
распоряжение сжечь пакет.
- С кем же мы пошлем это распоряжение?
- С моим слугой Кракэ, который должен был сопровождать нас верхом на
лошади. Он вместе со мной пришел в тюрьму, чтобы помочь тебе сойти с
лестницы.
- Подумай хорошенько, прежде чем сжечь эти славные документы.
- Я думаю, что раньше всего, мой славный Корнель, необходимо братьям
де Витт спасти свою жизнь для того, чтобы спасти затем свою репутацию.
Если мы умрем, кто защитит нас, Корнель? Кто сможет хотя бы понять нас?
- Так ты думаешь, что они убьют пас, если найдут эти бумаги?
Не отвечая брату, Ян протянул руку по направлению к площади Бюйтенго-
фа, откуда до них донеслись яростные крики.
- Да, да, - сказал Корнель, - я хорошо слышу эти крики, но что они
значат?
Ян распахнул окно.
- Смерть предателям! - вопила толпа.
- Теперь ты слышишь, Корнель?
- И это мы - предатели? - сказал заключенный, подняв глаза к небу и
пожимая плечами.
- Да, это мы, - повторил Ян де Витт.
- Где Кракэ?
- Вероятно, за дверью камеры.
- Так позови его.
Ян открыл дверь и позвал верного слугу:
- Войдите, Кракэ, и запомните хорошенько, что вам скажет мой брат.
- О нет, Ян, словесного распоряжения недостаточно, к несчастью, мне
необходимо написать его.
- Почему же?
- Потому что ван Берле никому не отдаст и не сожжет пакета без моего
точного приказа.
- Но сможешь ли ты, дорогой друг, писать? - спросил Ян, взглянув на
опаленные и изувеченные руки несчастного.
- О, были бы только чернила и перо!
- Вот, по крайней мере, карандаш.
- Нет ли у тебя бумаги? Мне ничего не оставили.
- А вот библия, оторви первую страницу.
- Хорошо.
- Но твой почерк сейчас будет неразборчив.
- Пустяки, - сказал Корнель, взглянув на брата, - эти пальцы, вынес-
шие огонь палача, и эта воля, победившая боль, объединятся в одном общем
усилии, и не бойся, брат, строчки будут безукоризненно ровные.
И действительно, Корнель взял карандаш и стал писать.
Тогда стало заметно, как, от давления израненных пальцев на карандаш,
на повязке выступили капли крови.
На висках великого пенсионария выступил пот.
Корнель писал:
"Дорогой крестник! Сожги пакет, который я тебе вручил, сожги его, не
рассматривая, не открывая, чтобы содержание его осталось тебе неизвест-
ным. Тайны такого рода, какие он содержит, убивают его владельцев; сож-
ги, и ты спасешь Яна и Корнеля. Прощай и люби меня. Корнель де Витт. 20
августа 1672 года".
Ян со слезами на глазах вытер каплю крови, просочившуюся на бумагу, и
передал письмо Кракэ с последними напутствиями. Затем он вернулся к Кор-
нелю, который от испытанных страданий еще больше побледнел и был близок
к обмороку.
- Теперь, - сказал он, - когда до нас донесется свисток нашего храб-
рого слуги Кракэ, это будет означать, что он уже за пределами толпы, по
ту сторону пруда. Тогда и мы тронемся в путь.
Не прошло и пяти минут, как продолжительный и сильный свист прорезал
вершину черных вязов и заглушил вопли толпы у Бюйтенгофа.
В знак благодарности Ян простер руки к небу.
- Теперь, - сказал он, - двинемся в путь, Корнель...

III
Воспитанник Яна де Витта
В то время как доносившиеся к братьям все более и более яростные кри-
ки собравшейся у Бюйтенгофа толпы заставили Яна де Витта торопить отъезд
Корнеля, - в это самое время, как мы уже упоминали, депутация от горожан
направилась в городскую ратушу, чтобы потребовать отозвания кавалерийс-
кого отряда Тилли.
От Бюйтенгофа до Хогстрета совсем недалеко. В толпе можно было заме-
тить незнакомца, который с самого начала с любопытством следил за дета-
лями разыгравшейся сцены. Вместе с делегацией или, вернее, - вслед за
делегацией, он направился к городской ратуше, чтобы узнать, что там про-
изойдет.
Это был молодой человек, не старше двадцати двух - двадцати трех лет,
не отличавшийся, судя по внешнему виду, большой силой. Он старался
скрыть свое бледное длинное лицо под тонким платком из фрисландского по-
лотна, которым беспрестанно вытирал покрытый потом лоб и пылающие губы.
По всей вероятности, у него были веские основания не желать, чтобы его
узнали. У него был зоркий, словно у хищной птицы, взгляд, и длинный ор-
линый нос, тонкий прямой рот, походивший на открытые края раны. Если бы
Лафатер жил в ту эпоху, этот человек мог бы служить ему прекрасным
объектом для его физиогномических наблюдений, которые с самого начала
привели бы к неблагоприятным для объекта выводам.
"Какая разница существует между внешностью завоевателя и морского
разбойника? - спрашивали древние. И отвечали: - Та же разница, что между
орлом и коршуном".
Уверенность или тревога?
Мертвенно-бледное лицо, хрупкое болезненное сложение, беспокойная по-
ходка человека, следовавшего от Бюйтенгофа к Хогстрету за рычащей тол-
пой, могли быть признаками, характерными или для недоверчивого хозяина,
или для встревоженного вора. И полицейский, конечно, увидел бы в нем
последнее, благодаря старанию, с каким человек, интересующий нас в дан-
ный момент, пытался скрыть свое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12