Сердце его бешено забилось.
– Ради Бога, что здесь произошло? – Забыв обо всем, он устремился вперед и несколькими стремительными рывками преодолел разделявшее их расстояние.
Она же продолжала молча смотреть на свои руки, как будто надеялась, что ответ на его вопрос даст кто-то другой и ей самой не придется ничего объяснять.
– Они ненавидят меня… – наконец произнесла она потерянно.
Ее голос был едва слышен, слова прозвучали в тишине теплой ночи, как шелест опавших листьев, увлекаемых по мостовой осенним ветром.
– О чем вы? – не понял он. Его сердце по-прежнему билось с неистовой силой.
Но когда Морган поднялся на верхнюю ступеньку крыльца, все встало на свои места. Он увидел, что белая стена веранды испачкана краской. Так это красная краска – не кровь!
Пурпурная Лили.
Всего два слова. Но и этого достаточно.
Его сердце замерло. Итак, он не ошибся. Это она. И она права – ее действительно ненавидят. Он прекрасно знал это. И отчасти именно поэтому сам находился сейчас здесь.
Мозг Моргана лихорадочно заработал: он пытался хоть как-то связать то, что ему рассказывали о Лили Блэкмор, с тем, что он только что увидел сам. Перед ним предстала не искушенная, доступная кокетка, а прелестная, беззащитная, доведенная до отчаяния невинная девушка. Совместить эти два образа казалось невозможно. А пока он безуспешно пытался привести в порядок свои мысли, она отвернулась от него, опустилась на колени и с каким-то безумным упорством принялась стирать свое имя, жирно выведенное на стене.
Морган же еще некоторое время стоял неподвижно, будто окаменев, она же все продолжала, глотая слезы, неистово стирать и соскребать со стены ярко-красную краску.
Потом он еще не раз вспомнит эту сцену. Она выглядела не как зрелая женщина, а скорее как ребенок, которого страшно обидели, душу которого тяжело ранили. На ее белоснежном кружевном пеньюаре появились безобразные красные пятна.
Наконец Морган вновь обрел способность действовать. Не задумываясь о том, зачем он это делает, и даже не вспоминая о причине, по которой оказался здесь, он прошел на веранду и осторожно отстранил Лили от стены.
– Прекратите! – нежно, но требовательно прошептал он. – Вы сотрете себе руки. Я сам займусь этим.
В первое мгновение, присев рядом с Лили, он ощутил ее внутреннее сопротивление, но в следующий миг силы, казалось, покинули ее, и она уступила ему. Однако ее необыкновенные глаза все так же властно притягивали и порабощали его. Эта женщина была настолько прелестна, что поневоле он уже по-другому, без прежнего презрения подумал о тех мужчинах, что сходили по ней с ума, – они просто тонули в бездне ее синих глаз.
Морган осторожно убрал темный локон у нее со лба и сказал:
– Подождите здесь. – Однако стоило ему попытаться встать, как она схватила его за руку, оставив на запястье ярко-красный отпечаток, и устремила на него почти безумный взгляд. – Да я просто схожу за водой и белой краской, – пояснил он, стараясь говорить как можно мягче.
Она не отрываясь смотрела на него, словно надеялась, что чем дольше станет вглядываться в его глаза, тем труднее ему будет скрыть от нее истинный смысл своих слов и поступков. Эта женщина больше не верит словам и никому не доверяет, понял Морган. В этом не было никаких сомнений. Так обычно ведут себя люди, которых не раз предавали. Но кто же предал ее?
Он наконец сменил неудобное положение, выпрямившись в полный рост, и повторил:
– Я скоро вернусь.
Через несколько минут Морган принес из сарайчика, стоявшего неподалеку от его флигеля, ведро воды, жесткую щетку, тряпку и белую краску. Он заметил, что Лили вздохнула с явным облегчением, когда увидела его. Неожиданно для самого себя он ободряюще улыбнулся ей и с нежностью, которая, по мнению даже самых близких друзей, была ему совершенно несвойственна, сказал:
– Вот видите, я уже здесь.
С этими словами он приподнял свою ношу повыше, чтобы показать ей.
Она не ответила на его улыбку, а лишь молча подвинулась, взяла ведро, тряпку и вновь принялась за кричащие красные буквы. После некоторого колебания он, опустившись на колени, присоединился к ней.
Сидя бок о бок, освещаемые лунным светом, они молча отчищали стену. И только шарканье скользившей по дереву ткани и шуршание жесткой щетки нарушали ночную тишину. Когда наконец с надписью было покончено, на стене появилось большое темное пятно – вместе с красной краской они счистили и то, что было под ней. Морган почувствовал странное удовлетворение – эта работа принесла ему некое облегчение, – но разбираться в причинах этого ощущения ему совсем не хотелось.
Он готов был улыбнуться и ожидал, что Лили тоже вот-вот улыбнется ему. Но она по-прежнему смотрела на стену, и в глазах у нее застыла тревога. Что она видела перед собой? Морган хотел было спросить ее об этом, но промолчал и вновь попытался проанализировать то, что знал об этой женщине. «Или думал, что знаю», – мысленно поправил он себя.
– Надо покрасить, – не сводя глаз со стены, решительно произнесла молодая женщина.
Ее тон был ровным и спокойным, а голос – нежным, как ниспадающая мягкими складками тонкая ткань пеньюара. Но Морган не мог не заметить, что работа утомила ее. Плечи Лили поникли, веки отяжелели – ей необходимо было отдохнуть. «И забыть о том, что произошло», – неожиданно добавил он про себя, а вслух заметил:
– Но стена еще слишком мокрая.
– И все-таки мы должны это сделать, – возразила она, и ее голос зазвенел. – Иначе дети увидят.
Несмотря на поздний час, где-то вдалеке залаяла собака, затем снова стало тихо. Ни звука. В таком огромном городе, как Нью-Йорк, тишина всегда удивительна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111