После этого его довольно надолго оставили в покое. В конце концов в палату вошел сухой седеющий человек в белом халате и с папкой в руках. Из кармана халата торчал стетоскоп. За ним неотрывно следовала старшая сиделка в накрахмаленном халате, монументальная, как «Моисей» Микеланджело.
– Доктор Стенфорд, мистер Экзетер, – объявила она.
– Ну и как мы себя чувствуем? – Доктор оторвался от папки и смерил его оценивающим взглядом.
– Не так плохо, сэр. Но есть вещи, которые меня беспокоят.
Врач нахмурился:
– С чего это вы отказываетесь от укола?
– Ну… не так уж сильно болит, – соврал Эдвард.
– Не болит? А с чего это вы губу прикусываете, а, молодой человек? Ладно, ваше дело.
Несколько вопросов прояснили, что единственной настоящей проблемой являлась нога. Разноцветные куски пластыря, обнаруженные Эдвардом на бедрах и руках, были немилосердно содраны. Осмотр, прослушивание, холодные пальцы на запястье, еще более холодный стетоскоп на груди…
Доктор сменил повязку на голове Эдварда.
– Восемнадцать швов, – восхищенно сообщил доктор. – Но большая часть шрамов не будет видна, если только вы не захотите носить прусский ежик. – Он записал что-то в своих бумагах и протянул папку сиделке. – Заполните все анкеты, пока он в сознании, ладно?
Стенфорд сунул руки в карманы халата.
– У вас плохой перелом ноги, Экзетер; уверен, вы и сами это поняли. Через день или два мы снимем шины и посмотрим, можно ли накладывать гипс. Зависит от того, спадет ли опухоль. Мы могли бы отвезти вас в карете «скорой помощи» на рентген, но, надеюсь, этого не потребуется. Вы здоровый, крепкий парень; все это заживет, не оставив следа. Через год вы и думать об этом забудете. На первое время вам, конечно, придется ограничить нагрузки.
– Как скоро я смогу записаться добровольцем?
Доктор пожал плечами:
– Месяца через три.
– Могу я попросить газету?
– Если будете читать понемножку. Что-нибудь еще?
– Мне хотелось бы знать, как я попал сюда.
– Ага! Что вы можете вспомнить?
– Очень немного, сэр. Грейфрайерз-Грейндж? Волын… Тимоти?
Взгляд врача сказал ему все еще до того, как он произнес это вслух:
– Ему повезло меньше, чем вам.
Яичница с беконом подступила к горлу и осталась там. Эдвард несколько раз с трудом сглотнул и только потом выдавил из себя:
– Как?
– Он убит.
– Убит? Но кем?
– Пока неизвестно. Вы в состоянии ответить на несколько вопросов полиции?
– Постараюсь. Я слишком мало…
В палату вошел крупный, крепко сбитый мужчина. Наверное, он все это время ждал за дверью. Одеждой он напоминал банкира, но на лбу у него было написано «Роберто». Судя по внешности, он вполне мог играть защитника в регбийной команде высшей лиги. Провести мяч мимо него, должно быть, не легче, чем купаться в водопаде Виктория. Кончики его усов загибались вверх, как рога капского буйвола.
– Пять минут, не больше, – предупредил доктор.
Полицейский кивнул, даже не посмотрев на него. Врач вышел. Сиделка проводила его до дверей, но всем своим видом говорила, что будет поблизости.
– Инспектор Лизердейл, мистер Экзетер. – Он придвинул стул ближе. – Это не официальный допрос. Вы не обязаны рассказывать мне что-либо. Но я был бы рад услышать все, что вы можете вспомнить о событиях, которые повлекли за собой ваши… гм… травмы.
Эдвард рассказал все что мог, почти не сводя взгляда с волос, зачесанных инспектором на лысеющую макушку. Впрочем, воспоминания его были настолько отрывочными, что, как ему показалось, он должен был произвести впечатление полнейшего дебила.
– В основном все, сэр. Э-э…
– Не спешите. Даже самые нечеткие впечатления могут помочь нам.
– Оладьи?.. Оладьи и клубничное варенье на кухонном столе.
– Почему оладьи? В вашем-то возрасте? Почему не шерри?
Эдвард расплылся было в улыбке, но потом вспомнил Волынку.
– Мы пробовали это года три назад и напились до свинского состояния. Это просто традиция, только и всего. – Волынка… никогда больше!
– Можете вспомнить еще что-нибудь?
– Женщина с длинными вьющимися волосами.
Лицо сыщика оставалось неподвижным, как у каменной химеры.
– Цвет волос?
– Темно-каштановые, кажется. Они свисали кольцами, как у цыганки. Очень бледное лицо.
– Где вы ее увидели? Что она делала?
Эдвард тряхнул головой – насколько это возможно, лежа на подушке.
– Визжала, кажется. Или кричала.
– Как она была одета?
– Не помню, сэр.
– Но это ведь могло быть несколькими часами ранее, и вы не помните, где?
– Да. Нет. Да – в том смысле, что это могло быть. Нет – в смысле, я не помню, почему запомнил ее.
– Что еще?
– Мис… фарфоровая миска, окрашенная чем-то красным… алым. Кровь, льющаяся в миску. Струя крови. – Он ощутил приступ тошноты и закусил губу. Его трясло – он лежал на спине и дрожал, как маленький ребенок.
С минуту Лизердейл смотрел на него, потом встал.
– Спасибо. Мы попросим вас официально ответить на вопросы, как только вы будете в состоянии сделать это.
– Боджли мертв?
Тяжелая голова кивнула.
– Вы упали с лестницы. Он заколот.
– И вы считаете, что это сделал я?
Инспектор Лизердейл застыл как вкопанный. Угроза, казалось, заполнила всю палату.
– Почему я должен считать так, мистер Экзетер?
– Отдельная палата, сэр. Вы сказали, что я не обязан рассказывать вам. Никто не отвечает на мои вопросы.
Человек улыбнулся одними губами.
– Никаких других причин?
– Но я не делал этого! – вскричал Эдвард.
– Пять минут истекли, сэр, – заявила старшая сиделка, дредноутом вплывая в палату с папкой и авторучкой наготове. – Ваше полное имя и дата рождения, мистер Экзетер?
– Эдвард Джордж Экзетер…
Инспектор отодвинул кресло, не сводя глаз с Эдварда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142