Она не сказала только, входит ли в их способности умение узнавать, когда кто-то роется в их мешках.

Расчесав волосы и накинув на теплое платье шаль, Элиэль ступила на лестницу. Актриса она в конце концов или нет? Вот и хорошо, она должна вести себя так, словно Дольм обычный, не слишком одаренный актер. Высоко подняв голову, она начала осторожно спускаться по ступенькам.
Тут девочка увидела, что ей нет необходимости играть. Вернулись только Пиол Поэт и Гольфрен Флейтист, и оба явно были не расположены вести светскую беседу. Слабый вечерний свет струился сквозь высокие решетчатые окна, падая на дощатые столы и черную чугунную плиту. В большой кухне было темно и холодно, как на улице. Хотя на каменном полу не лежал снег, Элиэль могла представить себе и его, бросив один только взгляд на лицо Гольфрена Флейтиста.
Маленький, высохший Пиол Поэт стоял на коленях у плиты, безуспешно пытаясь раздуть огонь. Упрямая плита только дымила. Пиол был старше их всех. Практичный, всегда готовый помочь – тихая душа, от него никто и никогда не слышал дурного слова. Жена Пиола умерла много лет назад, так что нынешнее несчастье коснулось его менее всех.
Гольфрен Флейтист уселся на стул и устало воззрился на пустые, затянутые паутиной полки так, словно конец света уже наступил, а он остался. Правда, его светлые голубые глаза глянули на Элиэль, и он вопросительно поднял брови. Она ободряюще кивнула. Он выдавил вымученную улыбку и снова отвернулся. Ей нравился Гольфрен. Он был строен, хорош собой – словно специально создан, чтобы играть богов, не будь он на сцене таким скованным, словно ревматическое бревно. Пиол писал для Гольфрена эпизодические роли, но его основная ценность для труппы заключалась в его музыке и в том, что он был мужем Утиам.
Клип Трубач скорее всего оставался наверху, занимаясь обтиранием. Гэртол Костюмер уехал вперед, в Сусс, и скоро начнет беспокоиться, что случилось с ними. Оставалось еще трое мужчин, включая Дольма Актера.
Элиэль постаралась скрыть облегчение. Мгновение она размышляла, не вернуться ли наверх получше уложить мешок Дольма, но потом решила, что кто-то может подняться и застать ее за этим. Да и сам Дольм мог прийти с минуты на минуту – она все-таки не была уверена, что он умер.
Девочка уселась и огляделась по сторонам, спокойная, как Мать на Троне Радуги в «Суде Афароса».
– С тобой все в порядке? – хмуро спросил Гольфрен.
– Да. Да, все в порядке. А… где остальные?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Тронг с К’линпором пошли попросить совета у братьев. Дольм и Трубач…
– Я здесь, – сообщил Клип, спускаясь по лестнице; он вытирал мокрые волосы полотенцем. – Каких еще братьев?
Гольфрен скривился.
– Местная ложа Братства Тиона. Забудь, что я говорил о них.
– Ничего нового из храма? – спросил Клип, задумчиво посмотрев на Элиэль.
Гольфрен скорбно покачал головой.
Пиол, сгорбившись, поднялся от плиты – язычки пламени забегали по кускам угля. Он посмотрел на свои руки, нахмурился и взял у Клипа полотенце. Убийственную тишину нарушил грохот башмаков на крыльце. Дверь со скрипом распахнулась, пропустив внутрь облако снежинок и засосав из очага дым. На кухню ввалился Тронг Импресарио, за ним, сердито хлопнув дверью, вошел его сын.
У Тронга было скорбное выражение лица, вполне естественное для человека, умирающего по двести раз в году. Обыкновенно он шагал, гордо выпрямившись – гигант с гривой седых волос и такой же седой бородой. Гений, идущий по миру, не замечая презренного окружения. Артист, витающий где-то далеко в божественных краях стихов и судьбы. Сегодня он пересек кухню в гробовом молчании и тяжело опустился на стул. На сцене он изображал скорбь по-другому, зато это впечатляло сильнее.
К’линпор Актер ничем не напоминал отца. Он был круглолиц и толстоват – хороший актер, жаль только, голосу его недоставало силы. К’линпор был также необыкновенно ловким акробатом. Он сел за стол и в совершенном отчаянии уронил голову на руки. Конечно, он думал сейчас об Эльме. Их брак был даже моложе, чем у Гольфрена с Утиам.
– Что нового, господин? – спросил Гольфрен.
Не поднимая глаз, Тронг покачал головой.
– Ничего. – Даже голос его потерял свою звучность. – Это только нас так. Они не слышали, чтобы Владычица не пускала кого-то еще.
– Они могут помочь чем-нибудь?
– Молитвой. Сегодня вечером они принесут в жертву яка – за нас.
В комнате воцарилась тишина. Элиэль гадала, кто это «Они». Судя по всему, кто-то из богатых, влиятельных горожан, если они могут позволить себе принести в жертву целого яка. И кому они принесут его, Владычице или Тиону?
Дольм Актер предлагал своему божеству куда больше этого.
Неожиданно Тронг резко поднялся. Теперь он снова напоминал себя самого в роли бога.
– Впереди у нас целая ночь. Отличная возможность порепетировать «Варилианца». Девочка могла бы заменить Утиам…
К’линпор поднял голову.
– Отец, ты несешь полную чушь. Дерьмо какое-то.
Тронг поражение замолчал, потом медленно опустился на прежнее место и понуро уставился в пол.
Мужчины без женщин… Уголь весело потрескивал в очаге, наполняя кухню едким дымом. Элиэль пыталась отвлечься от своих ужасных мыслей. Она встала, пересекла помещение и повернула заслонку.
– Не мешало бы сначала открыть вьюшку!
Старый Пиол почесал серебряную щетину на подбородке. Он улыбнулся и открыл рот, чтобы сказать что-то, но только раскашлялся.
С глазами, слезящимися от едкого дыма, Элиэль отошла от плиты.
– Нам надо поесть, – объявила она своим самым лучшим сценическим голосом. Именно это полагалось сказать сейчас Амбрии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142