Здесь было тихо, эта тишина отчаянно контрастировала с тем, что происходило внутри терминала и по ту сторону ограды аэропорта. Внутри терминала собрался приветственный комитет из примерно тысячи человек, в состав которого входили специально приглашенные политики, аятоллы, муллы, корреспонденты, а также сотни полицейских в форме и особых исламских стражей, носивших зеленые повязки, – их так и называли «зелеными повязками», – которые образовывали незаконную личную революционную армию мулл. Всех остальных с территории аэропорта удалили, все подъездные пути были перекрыты, на них возвели баррикады и разместили вооруженную охрану. Но сразу же за этими баррикадами собрались десятки тысяч сгорающих от нетерпения людей всех возрастов.
Большинство женщин пришли в чадрах, длинных, похожих на саван халатах, закрывавших их с головы до пят. Позади этих людей, вдоль всего десятимильного маршрута от аэропорта до кладбища Бехеште-Захра, где аятолла должен был произнести свою первую речь, были расставлены пять тысяч вооруженных полицейских, а вокруг них, скучившись на балконах, в окнах, вскарабкавшись на стены, теснясь на улицах, бурлило живое море, самое большое собрание людей, которое когда-либо видел Иран – почти все население Тегерана. В столице и ее окрестностях проживало около пяти миллионов человек. Все были взволнованы, все нервничали, все боялись, что в последний момент произойдет какая-нибудь задержка или что аэропорт могу снова закрыть, чтобы не пустить его в страну, или что ВВС вдруг собьют его самолет – по приказу или без приказа.
Премьер-министра Шахпура Бахтияра, членов его кабинета и генералов, командовавших всеми видами вооруженных сил в аэропорту не было. По их собственному выбору. Не было там и их офицеров или солдат. Эти люди ждали в своих казармах, на военных аэродромах или на кораблях – все они пребывали в том же волнении и с тем же нетерпением ожидали команды действовать.
– Лучше бы тебе было остаться дома, Джен, – встревоженно сказал Мак-Айвер.
– Лучше бы нам всем было остаться дома, – заметил Петтикин, тоже чувствуя себя неуютно.
За неделю до этого с Мак-Айвером связался один из сторонников Хомейни и потребовал выделить вертолет для доставки Хомейни из аэропорта в Бехешт-Захру.
– Извините, это невозможно. У меня нет полномочий, чтобы сделать это, – ответил он в ужасе.
Через час иранец вернулся в сопровождении «зеленых повязок», которые заполнили кабинет Мак-Айвера и все остальные помещения офиса – молодые, суровые люди с обозленными лицами, двое с советскими АК-47 на плече, один с американской автоматической винтовкой М16.
– Вы выделите вертолет, как я сказал, – высокомерно потребовал иранец. – На случай, если с толпой станет слишком трудно справляться. Разумеется, весь Тегеран выйдет, чтобы приветствовать аятоллу, да прибудет с ним благословение Аллаха.
– Как бы мне ни хотелось, я не в состоянии сделать это, – осторожно ответил ему Мак-Айвер, стараясь выиграть время. Он оказался в крайне уязвимом положении. Хомейни разрешали вернуться, но и только: если правительство Бахтияра узнает, что S-G предоставила их главному врагу вертолет для триумфального возвращения в их столицу, они разозлятся не на шутку. Да даже если правительство и согласилось бы, вдруг что-то случится, вдруг аятолла пострадает, будет ранен, во всем обвинят S-G, и тогда их жизни медного гроша не будут стоить. – Все наши машины арендованы, а у меня нет необходимых полномочий, чтобы по…
– Я даю вам необходимые полномочия от имени аятоллы, – сердито оборвал его иранец, повышая голос. – Аятолла – единственная власть в Иране.
– Тогда вам должно быть нетрудно получить вертолет от иранской армии или военно-воздушных сил, и…
– Молчать! Вам выпала великая честь, что к вам обратились. Вы сделаете все, что вам говорят. Во имя Аллаха, революционный комитет принял решение, что вы выделите 212-й с вашими лучшими пилотами, чтобы доставить аятоллу куда мы скажем, когда мы скажем и как мы скажем.
Мак-Айвер тогда впервые столкнулся с одним из этих комитетов – небольших групп молодых фундаменталистов, – которые появились словно по волшебству, едва только шах покинул Иран, в каждой деревне, селе, малом или большом городе, чтобы взять власть в свои руки, устраивая нападения на полицейские участки, выводя толпы людей на улицы, устанавливая свой контроль везде, где только могли. Часто их возглавлял мулла. Но не всегда. Про комитеты на нефтяных промыслах Абадана говорили, что они левого толка и состоят из федаин – дословно «тех, кто жертвует собой во имя веры».
– Вы подчинитесь! – Иранец помахал перед его лицом револьвером.
– Для меня несомненная честь, что вы почтили меня доверием, – произнес Мак-Айвер; его обступили со всех сторон, тяжелый запах пота и нестиранной одежды окутывал его плотным облаком. – Я обращусь к правительству за разре…
– Правительство Бахтияра незаконно и неприемлемо для народа, – проревел иранец. Остальные тут же подхватили этот клич, и атмосфера стала накаляться. Один из иранцев сбросил автомат с плеча на руку. – Вы согласитесь, или комитет предпримет дальнейшие действия.
Мак-Айвер послал телекс Эндрю Гаваллану, который немедленно дал свое разрешение при условии, что с ним согласятся их иранские партнеры. Партнеров вдруг оказалось невозможно нигде отыскать. В отчаянии Мак-Айвер связался с британским посольством и попросил совета: «Ну-у, старина, вы, конечно, можете обратиться к правительству, официально или неофициально, но ответа никакого не получите. У нас даже нет полной уверенности в том, что Хомейни действительно позволят совершить посадку в аэропорту, или что военно-воздушные силы не возьмут все в свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46