Если это и вежливость, то очень по-восточному. А мне наоборот важно, чтоб о принятом решении до последнего момента никто не догадывался. Так что с утра сам ему позвонишь, скажешь: улетаем в Москву совещаться. И прочие ля-ля. Да гляди, чтоб никакой утечки информации! — он глаза в глаза жестко встретил негодующий взгляд Хачатряна. — Эх, Симан, Симан! Вот что бывает, когда хочется много и сразу. Сколько людей вокруг проекта этого кормится. Сколько планов, сколько семей отстроилось. И все теперь псу под хвост пустить придется. Пошли, Юра!
И они вышли, даже не попрощавшись с понурым хозяином кабинета: судьба его виделась предрешенной.
Едва Коломнин и Богаченков вошли в холл гостиницы, как из кресла в глубине вестибюля поднялась женщина в распахнутой собольей шубе и свободной походкой направилась к вошедшим. С томлением Коломнин узнал в ней Ларису.
— Здравствуйте, Лариса Ивановна, — Богаченков запунцовел. — Вы ко мне? Наверное, что-то срочное?
— И очень, — она подошла к Коломнину, с проскользнувшим озорством провела рукой по небритому подбородку. — Нам надо поговорить.
Коломнин беспокойно огляделся, обнаружил заинтересованный взгляд портье.
— Прошу вас, — подчеркнуто официально он протянул руку, пропуская ее вперед, к лифту. По правде с трудом скрывая изумление от внезапного превращения пугливой невестки в эту решительную женщину.
— Я тогда, если что, у себя, — пролепетал Богаченков.
По закону подлости, едва выйдя из лифта, натолкнулись они на молоденькую горничную, которая как раз оправляла прическу перед зеркалом. Завидев их, она, не оборачиваясь, внимательно, припоминающе оглядела Ларису.
В номере Лариса небрежно сбросила шубку на тумбочку, шагнула к нему:
— Господи! Что за вид?
— С чего бы такое превращение? Или все-таки… — Коломнин задохнулся. — Лоричка, ты решилась?!
— Соскучилась.
— А… еще?
— Еще тоже есть. Но это подождет, — прижавшись, пробормотала она. — Если, конечно, ты не настаиваешь.
Он не настаивал.
За окном завывало. Коломнин с томлением и грустью смотрел на вернувшуюся из ванной посвежевшую женщину.
— Значит, нет? — еще раз переспросил он, ни на что не надеясь.
— Не могу. Его сейчас бросить, как предать.
«А меня?» Коломнин представил такую же вьюгу где-нибудь на окраине Москвы и себя, одного, неприкаянно слоняющегося по снимаемой, куце обставленной квартирке, — ее поиском по просьбе Коломнина занимался Седых.
— Стало быть, зашла попрощаться? Спасибо, хоть этого не побоялась.
— Кушайте на здоровье, — она прикрылась иронией. — Нам надо поговорить, Сережа. Я о компании.
— Компания у нас и впрямь хоть куда подобралась. Я, ты и старик Фархадов. По-моему, это что-то новое в любовном треугольнике.
— Тогда квадрат. Еще моя дочь. Пожалуйста, не надо, Сережа. Быть злым тебе не идет.
Коломнин почувствовал справедливость упрека. В своем стремлении выдернуть ее из привычного, комфортного мира он стал чрезмерно нетерпелив и нетерпим. Почему-то уверенный, что с ним ей будет заведомо лучше. Между тем перед ним сидела холеная, привыкшая к роскоши женщина. Одеваемая, будто кукла Барби. Правда, и предназначенная, подобно Барби, сидеть дома на почетном месте. Но, очевидно, и в этом можно найти свою, затягивающую прелесть. А что взамен предлагал он?
— Я не о том, дурачок, — она без труда разгадала его мысли. — Я уже просила: пожалуйста, не торопи, мне действительно очень трудно. Я, если хочешь, сильно увлечена тобой. Но — полюбила ли? То ли это? Прости, но мне часто вспоминается Тимур. И тогда — я не знаю. А здесь вокруг — все им дышит.
— Да, как на кладбище.
— Ты все-таки стал недобрым, — она, стараясь сделать это незаметно, скосилась на часики. Расстроенный Коломнин понятливо поднялся. — Нет-нет, Сережа, мы обязательно должны переговорить о «Нафте». Что вы решили?
— Хоть ты-то не мучай! Ведь сама видела цифры. Компания перегружена долгами. Строительство трубы по существу приостановлено. Банковские деньги, извини за сленг, раздрючены. И при этом самой «Нафте» задолжала примерно те же деньги какая-то пустышка, с которой и получить нечего. Это ж надо было ухитриться!..
— Не пустышка, Сережа! Я собственно с этим и приехала. Вот! — она извлекла из сумочки перегнутую пачку документов. — Последовала твоему совету и потребовала в отделе ценных бумаг предоставить мне все данные о наших участиях.
— И?..
Лариса хотела что-то пояснить, но, наткнувшись на скепсис в лице Коломнина, суховато протянула документы. — Просмотри сам. Нужное я выделила.
Коломнин подтянул первый лист, поименованный «Участие компании „Нафта-М“ в уставном капитале других структур», намереваясь пробежать полученное по диагонали. Но в глаза бросилась отчеркнутая строчка — ООО «Руссойл» (Гамбург) — 26 %.
— Это что, тот самый должник?
— Именно, дорогой мой. Ладно, не трать время, — Лариса, перегнувшись, отобрала у него бумаги. — Здесь ты все равно многого не увидишь. Поэтому послушай меня. Все-таки времени даром не теряла.
Это оказалось правдой. Из того, что удалось выяснить Ларисе, стало ясно: когда «Паркойл» принял решение предоставить «Нафте» крупный товарный кредит, одновременно, по предложению Гилялова, в Европе была создана трейдерская компания. Цель традиционная для компаний такого рода — реализовывать оговоренные объемы нефти на Запад, а деньги за вычетом комиссионых передавать «Нафте-М». А дабы Фархадов не нервничал, что деньги проходят через чужие руки, Гилялов предложил разделить Уставный капитал «Руссойла» на четыре части: по 26 % — «Паркойлу» и «Нафте-М» и по двадцать четыре — двум иностранным офшорным компаниям, созданным менеджерами «Руссойла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131