Но Золушка оказалась неблагодарной.
— Я, между прочим, на тебе жениться хочу, а не на акциях. Мне чужого не надо.
— Зато мне надо! Чтоб мы жили, ни в чем себе не отказывая. Что в этом преступного, моралист хренов?
— Ларочка! Я не хотел обидеть, — промямлил Коломнин. — Но чего доброго решат, что вообще из-за денег!
— Пусть только попробуют вякнуть! Живо рты позатыкаем! — от полноты чувств она притопнула каблучком. Чуть смутилась. — Что нам до других, Сережа? Если сами про себя все знаем.
— Не могу. ТАК не могу.
— То есть принять подарок от человека, искренне к нам расположенного, ты не можешь, — губы Ларисы обиженно поджались. — А жениться, не имея средств на содержание семьи, — это мы с нашим удовольствием. В этом твоя логика?
По счастью объясняться Коломнину не пришлось. И это спасло их от ссоры, — в дверь постучались — намеренно-громко.
— Да, да, войдите, — на этот раз Лариса обернулась неспешно, демонстративно не выпуская руки Коломнина из маленькой своей ладошки.
На пороге появился Хачатрян в сопровождении Богаченкова.
— Прошу прощения, что помешали, — плохо скрывая удивление, Хачатрян с трудом оторвал взгляд от переплетенных рук. — Но у меня очень срочное. Сергей Викторович, позвонили от Янко. Передали, что компания «Хорнисс холдинг» ("Это на которой акции «Руссойла», — пояснил он для Ларисы), — полностью переоформлена на вас. И кипрский адвокат ждет вашего приезда, чтоб вручить сертификат. — Вот теперь и долгами займемся вплотную, — азартно пообешал Коломнин. — Что у нас с иском к «Руссойлу»?
— Увы, — Богаченков удрученно помотал головой. — Как раз вчера уточнял. Иск к «Руссойлу» от имени «Нафты» находится в Гамбургском суде. Но дата слушания до сих пор не назначена. Юристы боятся, что дело сильно затянется. — И плевать. Главное теперь, что у нас в руках контрольный пакет «Руссойла». Сегодня же отправляем требование о созыве внеочередного собрания. И ручаюсь, двух суток не пройдет, как Бурлюк сам объявится. Потому что если заартачится…
— Уже объявился, — Богаченков протянул телефонограмму. — В Москву на три дня прилетает президент компании «Руссойл» господин Бурлюк. Просит вас о встрече. — Чего ж молчал-то?! — Почему молчал? Заходил с этим, — с некоторой желчностью отреагировал Богаченков.
— Засуетились голубчики! — Коломнин прихлопнул ладони. — Сколько нам не хватает, чтоб быстренько «нитку» дотянуть? Я не я буду, если два-три миллиона не выну из него прямо сейчас.
— Может, не стоит так сразу соглашаться на встречу? — прикинул Хачатрян. — Теперь он на крючке. Пускай побегает за вами, помучится. Легче потом на переговорах ломать будет.
— Не силен я в этих тонкостях, — Коломнин неприязненно припомнил, как запросто поставил его на колени Баландин. — Сейчас главное темп. Чтоб деньги пошли! Так что завтра же с утра вылетаю в Москву. Не хочется, конечно. Но интересы дела прежде всего. Так ведь?
Последние слова были обращены к притихшей Ларисе.
— Езжай, конечно. И — жду с удачей, — в тоне ее переплелись огорчение и нетерпеливое предвкушение успеха. Остальные деликатно отвели взгляд. Тайное было объявлено явным: впервые Лариса Шараева прилюдно обратилась к Коломнину на «ты».
Присутствие посторонних помешало Коломнину сообщить Ларисе и другую новость — лететь в Москву ему бы пришлось так и так. Накануне позвонила жена и в своей манере, эдак между прочим, сообщила, что на завтрашний день в народном суде назначен их бракоразводный процесс.
«Хотя это та новость, о которой куда приятней сообщать как о свершившемся факте».
Москва. Утонченные люди
Весна, что в Томильске едва угадывалась по первой слякоти, в Москве бушевала вовсю.
Конец апреля выдался на удивление нежным. И даже пряный воздух был столь густо настоян на ароматах пробуждающейся листвы, что Коломнину казалось: не дышит он, а глотает густой нектар. И — сладко пьянеет. — Да, хороша весна, — произнес вышагивавший рядом Иван Гаврилович Бурлюк. — Еще спасибо скажете, что сюда вытащил. Это вам не в затхлом кабинетишке друг другу нервы трепать.
— Как Островой? Взяли к себе? — полюбопытствовал Коломнин.
— Само собой. Вникает. Связи старые подтягивает. Попробовал, правда, поначалу смахинаторствовать, но у меня не забалуешь. Быстро по лапам загребущим схлопотал.
Беседуя неспешно обо всем на свете и легонько пикируясь, как разминающиеся теннисисты перед матчем, они шли мимо Дома художника по влажным, недавно освободившимся от снега аллеям Парка искусств. Мимо бесчисленных, на все вкусы скульптур.
Возле одной из них Бурлюк озадаченно остановился.
— Чего только не напридумывают, — он неприязненно оглядел пухлую гранитную глыбу, из которой торчали четыре металлических прутика, если приглядеться — ручки-ножки, с пробитыми гвоздями ладошками и ступнями. А сверху на тонкой, будто булавочной шейке, удивленно таращилась на окружающий мир махонькая лупоглазая голова Иисуса Христа. Казалось, его не распяли, а запекли в тесте. — Вот это по-нашему, по — рассейски. Чуть упразднили контроль, и — пошла писать губерния. Кто во что горазд! И ведь сколько материала задарма перевели.
— А мне нравится, — заявил Коломнин. И не потому, что в самом деле так уж понравилась странная скульптура. А потому что гонористый, изливающий вокруг себя желчь Бурлюк за какие-то десять минут, что прошли с момента их встречи, так ухитрился настроить против себя, что поневоле хотелось противоречить во всем. Бурлюк насупился, собираясь пройтись по поводу сомнительного художественного вкуса собеседника, но тут взгляд его упал в сторону и сделался каким-то восторженно-очумелым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131