С Лужковым в принципе такой разговор был. А Гилялов, тот вообще спит и видит с вами породниться. Представляете: наш ресурс и ваша финансовая мощь…
— Но это пока разговор на перспективу, — рассудительно перебил Ознобихин, заметивший усилившуюся от такого напора настороженность президента. — Тут надо двигаться поэтапно.
— Что ж. Так и будем двигаться, — Дашевский поднялся, подняв тем и остальных.
— Это?.. — Четверик показал на развешенные схемы.
— Оставьте. Поизучаю. А насчет остального: готовьте предложения и — через Николая Витальевича. Начнем прорабатывать. Процесс сращивания — дело не одного дня.
Он пожал руки обоим, сделав одновременно жест Коломнину остаться. Ознобихину это не понравилось.
— Пока, ретроград, — как бы прощаясь, он снисходительно потрепал плечо начальника УЭБ. — Твоя б воля, всех крупных клиентов разогнал.
И, почтительно поклонившись тонко прищурившемуся президенту банка, вышел вслед за Четвериком.
— Лев Борисович! Должен все-таки сказать… — Коломнин начал подниматься. Но Дашевский жестом осадил его на место.
— Не хуже тебя все вижу, — в своей стремительной манере перебил он. — Только правда здесь не твоя, а Ознобихина: без риска на новые рубежи не прорваться.
Переполненный происшедшим разговором, быстро заходил по кабинету.
— В главном они с Четвериком правы. Засиделись мы, увы! Создавали чисто банковский бизнес. В приватизации не поучаствовали. Потому холдинга толком до сих пор не имеем. За счет этого всем проигрывали: Березовскому, Потанину, даже Виноградову. А здесь в самом деле шанс: компания-то задумана как большой Лужковский кошелек. Да что кошелек? Кошелек — это «Система». Здесь — бумажник! Тут не только деньги. Тут ворота в такую политику, к какой прежде подступиться не могли. Это шанс разом через черт знает сколько ступенек прыгнуть. Шанс, которым не бросаются! -брусничные глаза Льва Борисовича излучали азарт и нетерпение.
— А если все-таки не срастется? — упрямец Коломнин физически ощутил неудовольствие президента. Но решился закончить. — А что если завтра планы Лужкова изменятся? Или Гилялов решит переметнуться? Это ж в нефтяном мире известный кидала. Еще замминистра будучи всех накалывал.
— Против Лужкова не пойдет. Ему больше не за кого спрятаться.
— Допустим. А что если — убрали Лужкова. Наконец, умер! Смертен же он! И с чем мы останемся? Худо-бедно сорок миллионов выдали. И еще десятка на подходе. И даже поручительства завода до сих пор нет.
— Вот и обеспечь! — недовольно потребовал Дашевский.
— Трудно добиться, если они чуть что за вашу спину прячутся.
— Так не позволяй!
Коломнин поднял глаза: Дашевский, хоть и улыбался, но не шутил.
— Каждый из нас, Сергей, должен делать свое дело, — отчеканил он. — Мое — это стратегия. А ты делай то, за что деньги получаешь: жми на них, сволочей.
— Так если!…
— И ничего! Дальше жми. Я тебя обматерю, если переберешь лишку. А ты опять прессингуй. Накажу и — престрого! А ты — знай, свое. Работа твоя такая.
— Стало быть, поручительство выбиваю?
— И счета переводить требуй. И поручительство. Недельку только дай очухаться, раз уж я обещал. А если не сумеешь, вот тогда всерьез спрошу. Что ухмыляешься? — Завидую Ознобихину. Кредиты выбивает он. А ответственности за возврат никакой.
— Правду говорят, что узковато стал мыслить, — с удовольствием уличил Дашевский. — Со всеми перессорить меня хочешь? Дело таких, как Ознобихин, самое что ни на есть важное, — деньги в банк приносить. И потому во всяких конфликтах я изначально его сторону держать буду. Коломнину было, конечно, что ответить. Но некому. Насупившийся, переполненный эмоциями Дашевский не был расположен выслушивать какие бы то ни было оправдания. Коломнин поднялся:
— Разрешите идти?
— Куда это ты собрался? — подивился президент. — Я еще и к разговору не приступил. Вот сейчас, к примеру, поступила чрезвычайно тревожная информация из Томильска по должнику нашему — компании «Нафта-М». Я бы от тебя это узнавать должен. А ты, гляжу, опять не при делах. — Как раз сегодня доложили.
— А должны были не сегодня, а неделю назад! — он прервался, слегка смутившись: припомнил, видно, где был Коломнин за неделю до того. — Стало быть, такая фамилия — Фархадов — тебе знакома?
— Немного.
— То-то что немного! А обязан досканально знать. Один из открывателей нефти в Сибири. Герой Соцтруда и прочая дребедень. Но к тому моменту, как рынок этот «рубить» меж собой в девяностых принялись, прежнее влияние потерял. Однако обидеть «деда» не захотели. Он для нефтяных генералов что-то вроде патриарха. И за прежние заслуги передали ему в районе Томильска уютненькое месторожденьице, — на хлеб, так сказать, с маслом. Говорят, по личному требованию Вяхирева и Гилялова. Оба как бы его ученики. Поначалу неплохо взялись. Инфраструктуру обустроили. Наш томильский филиал активно их кредитовал. Рассчитывали через Фархадова этого с Вяхиревым «завязаться». Но не получилось. Амбиций у старика с избытком, а вот влияние прежнее — тю-тю. А теперь у них какие-то, сигнализируют, сбои. И — пресерьезные. Задержки платежей, растущая задолженность перед поставщиками. Да и дед постарел. Семьдесят четыре стукает. А кредитных наших денежек там уже больше пяти миллионов зависло. Через два месяца срок возврата. — Уже дал команду Седых срочно вылетать и на месте разобраться в причинах.
— Какой там Седых? — огрызнулся Дашевский. — Набрал шпаны из ментов. Кроме тебя самого, баланс толком прочитать не умеют — Почему? Богаченков, к примеру, — превосходный экономист.
— Богаченков?! Кстати припомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131