Вешняков сел за начальнический стол, откинулся в кресле и спросил задушевно:— Ведь ты, Рома, никакой Андрианову не племянник. Зачем ты себя выдавал за племянника?…Никольский осторожно открыл дверь с табличкой «Начальник отделения».Увидев его, Котов осклабился, раскинул руки.— А вот и Никольский с блестящим раскрытием!Никольский молчал. Начальник паспортного стола, докладывавший Котову, почувствовал, что он лишний, и без слов удалился.— Пролетаем, начальник, — грустно признался Никольский. — Как фанера над Парижем.— Излагай, — предложил Котов уже не столь оптимистично.— Только что звонил Лепилов, — вздохнул Сергей. — В педерастическом гнездышке хиляка, в однокомнатной квартире, которую ему купил этот козел Андрианов, ничего. Ни пистолета, ни вещичек. Ничего.— Продолжай колоть его, Сережа, пока он еще тепленький! — азартно воскликнул Слава. — Ступай, действуй!— А если он действительно не убивал? — пробормотал Никольский, уже выходя прочь.…Веселым вихрем ворвался в кабинет Никольского подполковник Котов. Обнял за плечи вскочившего Вешнякова, по-отечески предложил:— Ты иди, Вешняков, отдохнуть тебе надо!Вешняков вышел. Котов обернулся к несчастному Гею и произнес торжествующе:— Все упираешься, паренек, а зря. Зря. Зря, — повторил он, устраиваясь за столом.Никольский скромно сел на место Вешнякова в уголке.— Я не убивал, — в очередной раз, как попугай, повторил Рома.— Жалко мне тебя, Рома, — Котов смерил голубого действительно жалостливым взглядом и окончательно уверился: — Жалко. Отказывайся — не отказывайся, но мы очень быстро отыщем доказательства, что убил именно ты. И что тогда? Тогда предумышленное, с заранее обдуманным намерением убийство с отягчающими обстоятельствами. Квартира-то ограблена по-настоящему. А дальше страшная и бесконечная дорога — пожизненное заключение, Рома.— Я не убивал, — прошептал Рома и заплакал.— Не плачь, — бодро сказал Котов. — У тебя есть выход.— У меня нет выхода, — заявил Рома и высморкался в кружевной платочек.— Есть, есть, — заверил Котов. — Ты делаешь чистосердечное признание. Так, мол и так, в припадке ревности, в состоянии аффекта я, Сурков Роман Эдуардович, застрелил Андрианова Николая Сергеевича из его же пистолета. Мы тебе оформляем явку с повинной, и самое большее, что тебе грозит, восьмерик. А при хорошем адвокате пятеркой отделаешься. Тебе сколько лет?— Двадцать два, — прошептал Рома.— Вот! — опять обрадовался Котов. — В двадцать семь выйдешь — вся жизнь впереди. Договорились?— Я не убивал, — повторил Рома в отчаянии.— Значит, не убивал, — тихо сказал подполковник. И вдруг заорал яростно: — Слушай меня внимательно, пидор гнойный! Не сознаешься — я тебя недельки на две по камерам с лагерными глиномесами пущу! Что они с тобой сделают — не знаю, но догадываюсь. После этого ты признаешь все, что я захочу! Выбирай! У тебя, — Котов посмотрел на часы, — у тебя еще двенадцать часов на размышление. Завтра в девять часов я жду ответа. Сергей Васильевич, ты еще будешь с ним заниматься?— Попытаюсь… — кивнул Сергей.Откровенно говоря, он не верил в виновность Ромы. Не тот он типаж, педик. Не способен такой на убийство. Из ревности? Чушь! Из ревности Рома будет рыдать, устраивать сцены, умолять партнера не бросать его… Но убить? Нет! Разве что случайно…— Что ж, пытайся, — неприязненно бросил ему Слава. — А я пойду.Подполковник Котов ушел. Не стал пересаживаться Никольский, заговорил из своего угла:— Допустим, ты не убивал. Но кто-то же убил его в тот вечер, когда и ты был у него на квартире. Есть свидетели, Роман.— Наталья Валерьяновна? — зачем-то поинтересовался Рома.— Наталья Валерьяновна, — подтвердил Никольский. — Расскажи, что ты видел там в тот вечер.Рома переплел пальцы, жалким этим двойным кулачком трижды ударил себя по сомкнутым коленям и лихорадочно начал:— Я.все понимаю, гражданин начальник…— Сергей Васильевич, — поправил Никольский. Роман начал вновь, уже спокойнее:— Я все понимаю, Сергей Васильевич. Вы с подполковником разыгрываете классический спектакль с двумя детективами, один из которых злой, а другой — добрый. Вы играли доброго, но мне хочется верить, что вы добры по-настоящему…Роман вопросительно и с надеждой глянул на Никольского. Тот заметил только:— Я не собирался и не собираюсь играть с тобой.— Я хочу вам рассказать все, как было на самом деле, но боюсь, что вы мне не поверите. Да и вряд ли кто может поверить в такое! — Роман опять ударил себя по коленкам.— Мое дело — верить или не верить, а твое дело — говорить правду, — Сергей попытался максимально смягчить суконную, давно ставшую профессиональным штампом фразу. Никольский понимал, кто перед ним: человек слабый, да еще и культивирующий свою слабость, чтобы как можно больше походить на женщину. Слишком испугаешь такого — замкнется, слова не скажет. Или понесет несусветную ахинею, спасая свою шкуру…— Сергей Васильевич, поверьте мне! — чисто по-женски воскликнул Рома.— Постараюсь, — пообещал Никольский.Теперь Рома не отводил от него взгляда.— Да, я был там в тот вечер и был незваным гостем. Вы только поймите, поймите меня! Я любил, любил Коку…— Какую еще Коку? — не понял сильно уставший Никольский.— Николая. Убитого, — упавшим голосом пояснил Рома и взвизгнул в отчаянии. — Нет, вы мне ни за что не поверите!— Да не надо истерики мне закатывать! Рассказывай, — раздраженно приказал Никольский. И, как ни странно, его нескрываемое недовольство успокоило Рому.— Наш роман длился почти два года, до самого последнего времени, — начал рассказывать гей, едва слышно всхлипывая. — Для меня не было ближе и дороже человека, чем Кока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98