хозяйке дома предстояло управляться с людьми из разных концов света, любить их, соблюдая притом необходимую строгость, а главное — уметь разбираться с тем, что можно посчитать причудами, тогда как на самом деле речь идет о недоразумениях, вызванных языковыми проблемами, различиями культур или религий, да попросту тем фактом, что человек оторван от дома и чувствует себя одиноким.
Да простит мне Олвин, если я скажу, что в моих глазах она идеальная домоправительница. Женщина крепкого сложения, всегда опрятная, она напоминает крестьянскую жену из тех, что варят обед на десятерых детей, мужа и восьмерых работников. Что доят коров, собирают яйца в курятнике, задают свиньям корм и встают на заре или до зари, чтобы испечь хлеб. Сверх того, Олвин на редкость отзывчивый человек, не отступающий ни перед какими трудностями. А трудностей хватало и ей и Дэвиду.
Олвин — сказочная стряпуха, к тому же она наделена качеством, отличающим великих поваров, — может угодить любому едоку. Так, ей ничего не стоило удовлетворить заявки пакистанского студента, обожающего бутерброды с тунцом, жареный картофель, кетчуп и мармелад, и других студентов, предпочитающих на хлеб сардины с лимонной пастой или белковую пасту «мармайт» с тем же лимоном. Любая женщина спасовала бы перед лицом таких запросов, только не Олвин. Она терпела даже прихоти калифорнийца, еженедельно получавшего огромные посылки с шоколадом и конфетами, о каких в джерсийском захолустье и не ведали, безропотно выполняла неустанные требования девушек из Уругвая, снабжая их кипятком для заварки чая мате, без чего они не могли жить, как младенец без бутылочки, причем одной из них непременно нужно было съедать в день не менее четырнадцати апельсинов.
Проблемы Олвин отнюдь не ограничивались областью кулинарии. Был у нас студент из Нигерии, который (вполне справедливо, на мой взгляд) упорно называл Олвин «мама». На третий день после своего прибытия он пришел к ней с жалобой:
— Мама, у меня жутко жжет в животе.
Опасаясь самого худшего, Олвин расспросила его и пришла к выводу, что у него всего-навсего сильный запор. Вручила студенту суппозиторий, деликатно объяснила, как им пользоваться, и сказала, что через полчаса наступит облегчение, так что лучше держаться поблизости от уборной. Однако даже если вам кажется, что человек все понял, не мешает убедиться в этом. Час спустя студент снова подошел к Олвин и сообщил, что суппозиторий не подействовал.
— А что ты делал? — спросила Олвин.
— Мама, я пошел в уборную, там я ввел себе эту свечу, потом вытащил. Полчаса делал так, как сказала мама. А живот все равно болит.
У Дэвида были свои проблемы. Однажды на уроке английского он придумал историю про человека, сломавшего руку, после чего, чтобы проверить, как студенты усваивают язык, предложил им рассказать, что именно сломал бедняга. Молодой мадагаскарец явно посчитал, что перелом руки — пустяковое дело, и принялся называть глаза, печень, легкие, желудок, уши, сердце и язык. На вопрос, почему он перечислил как раз те органы, которые не подвержены переломам, студент ответил, что запомнил все эти слова и чрезвычайно гордится этим.
В другой раз Дэвид попросил студентов назвать птиц, служащих национальным символом их стран. Все шло гладко, пока не наступила очередь студента из Ганы. Он крепко задумался, насупив брови.
— Орел, сэр, — ответил он наконец.
— Какой из орлов? — спросил Дэвид.
Студент опять надолго задумался.
— Который вымер, сэр, — произнес он торжествующе.
Или взять двух студентов из Таиланда, которые прибыли к нам в разгар небывало суровой зимы, когда землю покрыла глубокая пелена сверкающего снега. Тайцы с восхищением созерцали невиданное на их родине вещество. К сожалению, занятия по большей части происходили на воздухе, где они остро ощущали холод. Было замечено, что, возвращаясь в дом, они первым делом сбрасывали обувь, снимали носки и принимались греть ступни о ближайшую батарею отопления. Неудивительно, что у них появились ознобыши, как неудивительно и то, что эта болячка неизвестна в Таиланде.
Я никак не ожидал при жизни увидеть осуществление нашего плана создать этот мини-университет, однако не успел, как говорится, оглянуться, как уже играл в крокет на газоне за усадьбой «Ле Нвайе» со студентами из Бразилии, Мексики, Либерии, Индии и Китая, испытывая гордость не только потому, что они любезно позволяли мне выигрывать. Ибо в самых разных странах желающих учиться у нас было больше, чем мест в нашем общежитии (в год мы можем принять около тридцати человек), и меня не меньше их огорчала необходимость добавлять все больше новых имен в список очередников. Заявления поступали в буквальном смысле слова со всех концов света: абитуриенты из Южной Америки, Африки, Азии, Индонезии, Японии, Европы, США, Канады и Австралии жаждут припасть к нашему источнику знаний. В основном это молодые люди, озабоченные тем, как приобрести профессию, способные оплатить дорогу и готовые довольствоваться скромной стипендией, а потому ограниченное число мест вынуждает нас соблюдать осторожность, чтобы избежать чрезмерного наплыва студентов из бедных стран. Вместе с тем работа с представителями самых разных наций протекает успешно; думаю, все дело в том, что их объединяет одно горячее стремление — спасать угрожаемые виды. Встречаясь с сокурсниками, они с удивлением обнаруживают, что у каждой страны есть проблемы с охраной живой природы и что они могут помочь друг другу, обмениваясь идеями и информацией.
* * * Продолжая из года в год шлифовать «многогранный подход» Треста к спасению видов, мы не забывали также о других гранях нашей деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59