Я ставил себе целью быть твердым, выдержанным, неустрашимым, самоотверженным, закалять в борьбе с трудностями и лишениями свою волю и характер, подчинять свою личную жизнь интересам великого дела рабочего класса – одним словом, быть таким, каким представлялся мне этот безупречный герой Чернышевского. И для меня нет никакого сомнения, что именно это благотворное влияние в моей юности очень много помогло моему воспитанию как пролетарского революционера…»
Это признание Г.М. Димитрова свидетельствует о том всемирном значении, которое приобрел роман «Что делать?», о том, насколько тесно связано это замечательное произведение с жизнью.
Уже в первой своей работе по теории искусства, в диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», Чернышевский утверждал, что писатель должен быть учителем общества, а его книги – «учебником жизни». Роман «Что делать?» и был таким учебником жизни для многих поколений. В его героях мы видим людей, беззаветно преданных идеям свободы, готовых отдать все силы делу борьбы за светлое будущее своего народа. Этим прежде всего близок роман Чернышевского советскому читателю и нашей молодежи.
ХХVII. На Мытнинской площади
В дни самых горячих споров о романе автор его, после двухгодичного предварительного заключения в крепости, был приговорен постановлением Сената к четырнадцати годам каторжной работы и затем к поселению в Сибирь навсегда. После утверждения Государственным советом приговор Сената был представлен царю, наложившему резолюцию: «Быть по сему, но с тем, чтобы срок каторжной работы был сокращен наполовину».
Перед отправлением на каторгу 19(31) мая 1864 года на Мытнинской площади был совершен оскорбительный обряд «гражданской казни» над Чернышевским. На площади, где был сооружен эшафот, войска оцепили помост, сдерживая толпу. Здесь собралось немало молодежи, желавшей проститься с Чернышевским. Один из очевидцев «казни», слушатель Военной академии, оставил в своем дневнике подробное описание этой церемонии.
«Высокий черный столб с цепями, эстрада, окруженная солдатами, жандармы и городовые, поставленные друг возле друга, чтобы держать народ на благородной дистанции от столба. Множество людей хорошо одетых, генералы, снующие взад и вперед, хорошо одетые женщины – все показывало, что происходит нечто чрезвычайное…
Ряд грустных мыслей был прерван каким-то глухим шумом толпы… «Смирно!» – раздалась команда, и вслед за тем карета, окруженная жандармами с саблями наголо, подъехала к солдатам. Карета остановилась шагах в пятидесяти от меня… толпа ринулась к карете, раздались крики «назад!»; жандармы начали теснить народ, вслед за тем три человека быстро пошли по линии солдат к эстраде: это был Чернышевский и два палача. Раздались сдержанные крики передним: «Уберите зонтики!» – и все замерло. На эстраду взошел какой-то полицейский. Скомандовал солдатам: «на караул!». Палач снял с Чернышевского фуражку, и затем началось чтение приговора. Чтение это продолжалось около четверти часа. Никто его не мог слышать. Сам же Чернышевский, знавший его еще прежде, менее, чем всякий другой, интересовался им. Он, повидимому, искал кого-то, беспрерывно обводя глазами всю толпу, потом кивнул в какую-то сторону три раза. Наконец чтение кончилось. Палачи опустили его на колени. Сломали над головой саблю и затем, поднявши его еще выше на несколько ступеней, взяли его руки в цепи, прикрепленные к столбу. В это время пошел очень сильный дождь, палач надел на него шапку. Чернышевский поблагодарил его, поправил фуражку, насколько позволяли ему его руки, и затем, заложивши руку в руку, спокойно ожидал конца этой процедуры. В толпе было мертвое молчание… Я беспрерывно душил свои слезы… По окончании церемонии все ринулись к карете, прорвали линию городовых, ухвативших друг друга за руки, и только усилиями конных жандармов толпа была отделена от кареты. Тогда (это я знаю наверное, хотя не видал сам) были брошены ему букеты цветов. Одну женщину, кинувшую цветы, арестовали. Карета повернула назад и по обыкновению всех поездок с арестантами пошла шагом. Этим воспользовались многие, желающие видеть его вблизи; кучки людей человек в 10 догнали карету и пошли рядом с ней. Нужен был какой-нибудь сигнал для того, чтобы совершилась овация. Этот сигнал подал один молодой офицер; снявши фуражку, он крикнул: «Прощай, Чернышевский!»… Этот же крик был услышан толпою, находящейся сзади. Все ринулись догонять карету и присоединиться к кричавшим… Было скомандовано: «рысью!», и вся эта процессия с шумом и грохотом начала удаляться от толпы. Впрочем, та кучка, которая была возле, еще некоторое время бежала, возле еще продолжались крики и маханье платками и фуражками. Лавочники с изумлением смотрели на необыкновенное для них событие. Чернышевский ранее других понял, что эта кучка горячих голов, раз только отделится от толпы, будет немедленно арестована. Поклонившись еще раз, с самою веселою улыбкой… он погрозил пальцем. Толпа начала мало-помалу расходиться, но некоторые, нанявши извозчиков, поехали следом за каретой».
Актом «гражданской казни» правительство рассчитывало унизить великого провозвестника революции, борца за освобождение народа. Но оно ошиблось в своих расчетах. Общее негодование всех честных передовых людей по поводу расправы над Чернышевским ярко выразилось в статье Герцена, напечатанной в «Колоколе» вскоре после свершения «гражданской казни»:
«Чернышевский был вами выставлен к столбу на четверть часа, а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153