— Ну и пусть себе! В темноте не видно.
— Вот именно так меня и приметил Пол — в темноте на празднике Окончания Жатвы.
— О гордыня, гордыня…)
Эхо женских голосов исчезло, остался лишь Червь, передразнивающий их смех.
«Если бы ты только знала, что в темноте тебя будет ждать Джеми, ты небось первой вскочила бы в повозку, отправляющуюся на праздник Окончания Жатвы».
Бекка продолжала говорить, не обращая внимания на Червя, не замечая голосов взрослых женщин. Она слышала собственный голос, рассказывающий па о том, что гнетет ее, и о том нечистом существе, которое подчинило себе ее дух. То, в каком странном облике — запятнанное кровью — это существо перед ней явилось, и то, как она впервые познакомилась с этим наваждением, Бекка от отца, однако, утаила. Наконец Бекка кончила рассказывать и теперь ждала, что сейчас альф одним словом покончит со всем этим.
Пол к тому времени уже снова сидел у стола, подкрутив фитиль лампы так, чтоб она давала побольше света.
— Это все, детка? Только внутренний голос, который сеет в тебе сомнения?
Бекка кивнула.
— Плохие сомнения, па. Сатанинские. Иногда я не сплю целыми ночами, прислушиваясь к нему.
Пол сложил руки, положив одну ладонь на другую. Он не смотрел на дочь. Все время разговора с ней его взгляд был устремлен в маленькое окошко, так слабо освещавшее комнату.
— Когда мне было года на два больше, чем тебе, умер мой брат Натан, — наконец сказал он. — Он был старше меня на год, и ему должно было исполниться девятнадцать. Мы были полными братьями, а не просто родичами и родились вот на этой самой ферме. Моя ма говорила, что нас обоих принимала Баба Фила и что мы происходим по прямой линии от нее; не знаю, правда ли это. — Пол вздохнул. — В тот год, за месяц до того, как ему исполнилось бы девятнадцать, Натан вызвал нашего па на бой и проиграл. Силы у него было много, а по весу и росту он был равен отцу, но именно отец сломал ему шею. Мы все присутствовали на этом бою, а после него, помню, Захария похвалялся, что он провел бы поединок иначе, чем Натан, и получил бы хутор. Однако я что-то не припоминаю, чтоб он сделал такую попытку. Натан был отличный парень. А Захария — проныра и болтун, недостойный коснуться пыли у ног Натана. Но Натан умер, а Захария — жив.
Пол отвел взгляд от окна и перевел на Бекку глаза, как две капли воды похожие на ее собственные.
— Именно в «этот год и пришел ко мне тот сатанинский Червь и поселился во мне.
— В тебе, па? — Бекка не могла представить себе, как эта залитая лунным светом девица подходит к ложу ее отца и шепчет полные яда слова. А может, папин Червь принял другой облик? Бекка пришла покаяться, и оттого, что все обернулось почти наоборот, она ощутила какую-то расслабленность — и в теле, и в уме. И она тут же обругала себя за то, что не нашла лучшего способа избавиться и от праздника Окончания Жатвы, и от Адонайи.
«Ага! — дохнул ей в ухо Червь. — Так вот какова была истинная причина твоего прихода сюда! Вовсе не я! Если бы Джон — начальник Джеми — не сказал, что тот ему нужен на полях, то Джеми отправился бы на праздник, и ты никогда не поведала бы обо мне своему отцу ни слова!»
— Сомнения, — меж тем продолжал Пол, — вот и весь твой дьявольский Червь. Ты росла, как и я, в Праведном Пути. Тебя хорошо воспитывали, рассказывали, что правильно и достойно, а что неправильно и греховно. То, чему мы учим детей, никогда не меняется: вот это верно, и все тут! И пока вы обучаетесь этой детской правильности, у Сатаны нет ни малейших шансов вас заполучить. Но вот приходит время, когда вопросы тебе задает уже не учитель, да и задаются они частенько не вслух. И так как ты хорошо воспитана, ты знаешь, что есть такие вопросы, которые вообще не следует задавать… но ветхий Адам, живущий во всех нас, силен. Ты говоришь: «Ведь это не я задаю все эти почему? отчего? зачем? — ибо знаю, что делать этого нельзя. Значит, должно быть, сам Сатана проник в мою душу и отравляет ее злом».
— Почему твой брат должен был умереть? — тихонько произнесла Бекка.
— Да, это был один из моих вопросов. — Пол протянул ей руку, и она ухватилась за нее обеими руками. — Но я понял, что не следует перекладывать на Сатану вину за то, что есть во мне самом. Я знал, что если буду продолжать в том же духе, то вскоре примусь винить дьявола в каждом непристойном слове, которое произнес, и в каждом плохом поступке, а не только в одних дурных мыслях.
— Значит… это все-таки я сама. Но ведь Баба Фила сказала…
— А сколько лет миновало с тех пор, как Баба Фила позабыла, что такое быть юной? Я же понимаю, откуда твоя боль, малышка. — Пол наклонился и положил на ее ладонь вторую руку. — Это ведь ребенок мисс Линн, не так ли? — Ему даже не понадобилось ждать утвердительного кивка. — Я знал это. То, что ты называешь Червем, подсказывает тебе, что это неправильно, что это несправедливо, что это плохо?
На этот раз Бекка чуть помедлила, прежде чем кивнуть.
— Что ж, может, оно и так. Может, боль так глубока и сильна, что тебе кажется, будто сами кости у тебя сейчас запылают огнем; может, это и в самом деле плохо и жестоко. Но я скажу тебе, чему я научился и что вернуло все мои сомнения в тот ад, из которого они вышли: то, что нечто несправедливо, вовсе не значит, что оно еще и плохо.
Пол притянул Бекку поближе и заставил сесть к себе на колени. Шутливо подергав ее за один из локонов, он продолжал:
— Твой единственный грех состоит в том, что ты слишком быстро развиваешься. Хотелось бы мне, чтоб это была единственная причина, мешающая тебе радоваться поездке на праздник Окончания Жатвы.
— И я бы хотела того же…
Голос Бекки звучал совсем глухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151